Говорят, сейчас концерты запрещают, как в 1980-х. А как на самом деле было в СССР? Рассказывают лидеры групп из советских «черных списков»

«Я когда-то очень любил рок 1980-х, и постоянно ловлю дежавю от того, что происходит. Все по второму кругу — опять эти исполкомы, запреты… Это очень знакомо по семидесятым и восьмидесятым», — говорил Оксимирон 26 ноября со сцены «Главклуба» во время концерта в поддержку рэпера Хаски, проведшего несколько дней в краснодарском СИЗО. Запреты и срывы концертов, особенно участившиеся в последние недели, действительно часто сравнивают с тем, что происходило в начале 1980-х — во времена подпольного советского рока; «черный список» музыкантов, якобы составленный в ФСБ, напоминает аналогичные советские списки. «Медуза» решила выяснить, насколько нынешняя культурная ситуация похожа на то, что было 35 лет назад, у музыкантов, чьи концерты силовики срывали в начале 1980-х.

Василий Шумов

лидер группы «Центр»

На мой взгляд, принципиальная разница между СССР начала 1980-х годов и сегодняшним моментом в том, что тогда концерты были совершенно подпольными. Никаких афиш нигде не висело, никаких билетов в кассах не продавалось, никакой информации не было. И чтобы такой концерт накрыть — допустим, прислать туда автобус с силовиками и загрузить туда музыкантов и зрителей, — силовые структуры должны были проводить целую долгую операцию. А единственное, что они могли предъявить, — это продажа билетов, была уголовная статья за частное предпринимательство. Сейчас все концерты официально рекламируются, анонсируются — это большая разница.

Концерты тогда делались на свой страх и риск. Было совершенно неизвестно, повяжут или нет. Все проходило под угрозой срыва. Но при этом надо было быть полным идиотом, чтобы организовать концерт так, чтобы он не состоялся. Была наработанная система. Обычно все делали под какое-то праздничное мероприятие. Праздников-то советских было немало — 8 марта, 1 мая, каникулы, новый год… И под это дело толком никто ничего не понимал, что происходит. Даже карательные органы долгое время особо в это не лезли, потому что они ловили, допустим, спекулянтов. А подпольные менеджеры были люди ушлые, и все организовывали очень грамотно.

Более того — для групп типа «Центра» продажа билетов и заработок вовсе не были первопричиной. Было желание выступить, была молодежь, которая хотела прийти. Бюджет, конечно, нужен был какой-то — хотя бы чтобы доехать до места проведения концерта (у всех тогда была своя собственная аппаратура, которую нужно было везти с собой). Но в остальном… В итоге даже во времена черных списков «Центр» мог выступить на новый год в СЭВе — Совете экономической взаимопомощи. Сперва шла официальная программа — с фокусниками, с цирковыми номерами, с юмористом. А потом выступала подпольная группа. «Центр» один раз даже играл в МИДе, на Смоленке — и как я понял, перед нами была лекция о тлетворном влиянии западной рок-музыки на умы молодежи. И мы играли для тех же зрителей!

Я лично был на концерте, когда [18 марта 1984 года] повязали группу «Браво». Было это, по-моему, в Бескудниково — в каком-то совсем отдаленном ДК сталинского типа. Кажется, был выходной день, причем концерт был днем — часа в два или три. Мы со знакомыми музыкантами туда поехали — все же ходили друг к другу на концерты. Приехали. Зал был битком. А поскольку мы в принципе репертуар группы «Браво» знали, мы с ребятами сидели в гардеробе — разговаривали, выпивали. И вдруг мимо нас бегут в зал куча милиционеров в форме. Все — концерт останавливается, всех, кто был в зале, начинают выводить. И вывозить на автобусах куда-то на разбирательство.

Оперативники решили, что мы организаторы концерта, поскольку мы были не в зале. Такая дедукция: человек сидит в гардеробе — значит, он организатор. И на нас стали составлять протокол прямо на месте. А нам и сочинять особо ничего не пришлось: проходили мимо, увидели, что концерт, зашли, зал уже полный — ну, сидели в гардеробе, слушали через стенку. И все. Взяли с нас протоколы, предъявить нам нечего. У нас даже билетов не было!

Главная проблема была в том, что подпольные группы были бесконтрольны. Они не были нигде зарегистрированы. Было же огромное количество советских ВИА — играли во дворцах спорта, выпускали пластинки, их по телевизору показывали. Все это были абсолютно сервильные, прошедшие через худсовет музыканты, у них были [утвержденные] залитованные программы, они были приписаны к какой-нибудь госорганизации — в общем, это были понятные конформисты-приспособленцы. А подпольные группы — это было живое, неподцензурное. И то, что они сами что-то сочиняют и играют, было проблемой для системы. Как я понимаю, именно поэтому были созданы рок-клубы и рок-лаборатории — чтобы это дело хоть как-то сорганизовать и наблюдать за ним.

Евгений Хавтан

лидер группы «Браво»

Нам ничего не запрещали — нас просто арестовали на концерте. Отвезли сначала в местное отделение милиции, потом дело передали на Петровку, 38 и дальше по инстанциям. Причем — в отличие от сегодняшних историй — арестовали еще и зрителей, которые больше всех недоумевали, почему их забрали.

Одно обвинение было абсолютно справедливым, но они не смогли его доказать. Это была статья «частное предпринимательство» — от двух до пяти лет. Тогда музыкантам было запрещено продавать билеты на концерты — за этим следил ОБХСС. В нашем случае это было особенно смешно — мы, собственно, и денег никаких там не получали: нас интересовал сам факт выступления. Концертов было мало — важно было просто то, что мы играем. До того, как нас арестовали, мы сыграли всего три или пять концертов — но за нами уже внимательно следили.

Вторым обвинением занималась Лубянка — то есть, получается, Комитет госбезопасности. Тогда, чтобы выступать, нужно было литовать тексты — идти в местный обком ВЛКСМ и ставить печати на текстах, которые ты поешь. В нашем случае эти тексты были абсолютно безобидными. Поэтому вопросы у следователей были такие: почему «кошки непохожи на людей, им плевать на разные бумажки» (строчка из песни «Кошки» — Прим. «Медузы»)? Почему «я мимо проезжаю „Чайки“» (строчка из песни «Желтые ботинки»)? «Чайка» же была правительственная машина. На самом деле, они даже не могли точно мотивировать свои претензии. Они хотели услышать объяснения от нас, а мы тоже не могли объяснить — мы просто пели эти тексты и все. Никакой политики там не было, потому что группа «Браво» никогда политики и социальных тем не касалась — это вообще не наше. По большому счету, я думаю, им просто не нравилась бесконтрольность происходящего — то, что мы делали, выглядело для них вызывающе.

Через некоторое время появился некий список запрещенных групп, который распространялся внутри органов власти. «Аквариум», «Алиса», «Альянс», «Браво» — вообще без разбора. И вылилось это в то, что мы имели кучу разных проблем: меня вытурили из института, у Жанны были большие неприятности (у вокалистки группы Жанны Агузаровой нашли паспорт на чужое имя; она провела более полутора лет в тюрьме, психиатрической клинике и ссылке — Прим. «Медузы»), у других ребят. Методы борьбы с нами были достаточно изощренными. Из-за этих списков были невозможны не то что концерты — поскольку у любого директора ДК такой список был. Мы даже базу для репетиций найти не могли! Приходилось репетировать на ВДНХ в какой-то пожарной будке и в других странных местах. А потом началась перестройка — и вдруг все изменилось. Вдруг все стало можно.

То, что происходит сейчас, в чем-то похоже на те времена, но в чем-то и по-другому. Все-таки ребята, у которых проблемы сейчас, — это частные случаи. Другие ребята тоже ругаются матом — и их не трогают. Вообще, телодвижения происходят достаточно глупые. Люди, которые запрещают концерты, не очень понимают в молодежной культуре — так же, как они раньше не понимали в зарубежном рок-н-ролле. И методы у них дубовые. Они пока не могут разобраться в происходящем, но там сидят серьезные люди — и думаю, что они разберутся. Они видят, что у этих поющих ребят по 300 тысяч, по миллиону подписчиков в соцсетях, — причем это очень активные молодые люди, непредсказуемая аудитория. А когда она бесконтрольна, для власти это выглядит угрожающе. Так что я думаю, что следующее направление, по которому будут работать, — это соцсети, интернет.

Мне очень нравится акция [в поддержку Хаски «#ябудупетьсвоюмузыку»], которую сделали ребята, — я думаю, что она войдет в историю. Но наверное, это первая и последняя такая акция. Мне так кажется, потому что я родился чуть раньше, чем они, и у меня есть некоторый опыт.