«Рома» Альфонсо Куарона: первый шедевр Венецианского кинофестиваля от автора «Гравитации»
Мы говорим как есть не только про политику. Скачайте приложение.
На Венецианском кинофестивале показали «Рому» Альфонсо Куарона — фильм, в котором мексиканский режиссер выступил еще и автором сценария, продюсером, монтажером и даже оператором. Семейная сага о семидесятых годах в Мехико основана на фактах из биографии самого режиссера. Кинокритик «Медузы» Антон Долин считает, что Куарон снял не просто полную противоположность своего главного кассового хита, «Гравитации», — но и настоящий авторский шедевр.
Все фильмы делятся на три типа. Первые ты не в состоянии досмотреть, не сверяясь с часами: долго еще до конца? Вторые (их гораздо меньше) настолько хороши, что о времени забываешь. Третьи, самые редкие, тоже заставляют следить за временем: неужели это должно кончиться? Пусть бы длилось вечно. «Рома» Альфонсо Куарона — из числа последних.
Забавно, что спродюсировал его Netflix, больше славный сериалами, чем полнометражными фильмами. Но «Рома», невзирая на сложную сюжетную структуру и обилие персонажей, меньше всего похож на сериал. Это кино в настолько полноценном — и даже возвышенном — смысле слова, что хочется написать с прописной буквы: Кино. Единственное, что безумно обидно, — восхитительное черно-белое изображение, переполненный деталями кадр и его плавное движение немногие смогут оценить на большом экране, ведь Netflix отдает приоритет стримингу. С другой стороны, этот (отнюдь не для массового зрителя) фильм избежит ограничений, связанных с предрассудками прокатчиков: его смогут увидеть, хоть и не в идеальной проекции, практически все.
«Рома» — бесспорно, авторское кино. Куарон сам его придумал, написал оригинальный сценарий, срежиссировал, смонтировал и спродюсировал. Основой сюжета сделал свои детские воспоминания. Помог блестящему художнику-постановщику, «оскароносному» Эухенио Кабальеро («Лабиринт фавна», «Форма воды»), наполнив дом героев мебелью и вещами из собственного дома — от бабушкиного кресла до портрета матери режиссера в детстве. А еще сам снял все это как оператор — и в этом есть что-то шокирующее. Во-первых, тем самым Куарон пренебрег своим верным соратником и самым именитым оператором в мире Эммануэлем Любецки. Во-вторых, у него получилось ничуть не хуже.
Но, будучи авторской, эта картина в то же время предельно демократична. Она рассказывает о простых и важных вещах: семье, взрослении, памяти. И о времени: конкретном (начало 1970-х) и Времени как таковом.
В общем, фильм задает планку невиданно редкую по нашим дням. Это уровень «Амаркорда», «Фанни и Александра», «Моего друга Ивана Лапшина». Так и тянет добавить выспреннее «сейчас так не снимают». Однако так не снимают почти никогда — подобный скачок в прошлое, превращающий воспоминание в магический ключ к исчезнувшему миру, давался только лучшим из лучших. Кто бы мог подумать, что у Куарона получится?
Куарон всегда казался не то чтобы темной лошадкой — скорее, режиссером ограниченных возможностей. Первая его картина, «Любовь во время истерии», снятая под явным влиянием Педро Альмодовара симпатичная комедия о незадачливом донжуане, стала прокатным хитом в Мексике и дала режиссеру возможность поработать на международном рынке. Чем он и пользовался, почти никогда не прибегая к оригинальным сценариям: «Маленькая принцесса», «Большие надежды», «Гарри Поттер и узник Азкабана», «Дитя человеческое» — все это были экранизации, в меру вдохновенные и оригинальные. Исключение было сделано для «…И твою маму тоже», эпизодического возвращения Куарона в родную страну, картины интимной и странно-меланхоличной. После нее режиссер вновь взялся за мейнстрим. К нему относится даже «Гравитация», невзирая на очевидную оригинальность и формальную новизну. И вот пять лет спустя после ее триумфа появляется «Рома».
Это антипод «Гравитации». После полета — заземление. После шедевра компьютерной графики и спецэффектов — «аналоговый», живой, тактильный фильм. После разговора о будущем — безвозвратно ушедшее прошлое. После картины с единственной актрисой — густонаселенный универсум с огромной массовкой. После высокопрофессиональной игры Сандры Буллок — выбранная на главную роль крестьянка Ялица Апарисио, дебютантка и вовсе не актриса. После Голливуда — фильм, в котором практически не звучит английский язык (он слышится лишь в одной сцене, где заехавшие на Новый год в Мексику американцы упражняются в стрельбе).
Вместе с тем, «Рома» в чем-то очень важном «Гравитацию» продолжает. Он тоже о космическом одиночестве женщины. О катастрофе и ее преодолении. О родной земле, которая придает силы даже тому, кого силы давно оставили.
Диалог «Ромы» с «Гравитацией» начинается с первого же кадра — не менее длинного и виртуозного. Там был головокружительный трехмерный пейзаж космоса, здесь — неподвижный план черно-белого покрытого плиткой пола. Но вот на него проливается вода, и появляется отражение: в нем виден кусочек неба, по которому летит самолет. Островки пены на воде (очевидно, кто-то моет пол) — будто облака на небе. А сама вода — как время, смывает всю грязь, даже самую неприятную: на плитке в доме, где разворачивается действие «Ромы», вечные экскременты беспокойного пса. Клео, молодая служанка и по совместительству няня четверых детей — трое мальчиков и одна девочка, от старшего подростка до младшего дошкольника, — этот пол беспрестанно драит. Не невольный ли привет Гильермо дель Торо — ровеснику и другу Куарона, нынешнему президенту жюри, от которого зависит, получит ли «Рома» приз? Как получила его год назад «Форма воды» самого дель Торо — другой фильм об отваге женщин и слабости мужчин, а еще об уборщице и водной стихии.
«Рома» — семейная сага о маме-преподавателе, папе-враче, бабушке, детях, их друзьях и близких. Своего рода автобиографический роман воспитания, хотя не угадать, в ком из трех братьев Куарон зашифровал себя (возможно, во всех трех). Чередуются эпизоды гармонии и горя, работы и развлечения, частных драм и большой истории; складывается даже не фреска, а грандиозный роман во фресках, где сценарий обретает плоть в чувственных образах, моментально врезающихся в память и при этом начисто лишенных наигранности, по-документальному живых и естественных. Актеры (одни театральные, другие непрофессионалы) безупречны, но держится вся конструкция не столько на ансамбле, сколько на фантастической игре Апарисио. Вернее, даже не игре, а существовании в кадре.
В семейном романе автор обычно выбирает героя-рассказчика, своего агента в многомерной вселенной. Обычно это ребенок, через постижение мира которым в повествование вводится и читатель/зритель. Необычный ракурс в «Роме» обеспечен выбором героини: кажется, ни одно «Детство-Отрочество-Юность» еще не рассказывалось няней. Рассказа, впрочем, нет. Клео молчалива и косноязычна, пусть ее жесты и мимика крайне выразительны. Есть лишь взгляд — внимательная и ласковая камера — и слух. В «Роме» поразительная работа со звуком, то субъективным, то отстраненным. Благодаря ему мы осознаем, хоть и не сразу, что в кадре — только те эпизоды из жизни семьи, свидетельницей которых становится внимательная Клео.
Это не значит, что «Рома» лишен конкретного сюжета и представляет собой череду внешне не связанных сцен. Куарон деликатно, но твердо выстраивает параллельную интригу. Софию, мать семейства, оставляет муж — сперва кажется, что уехавший в командировку, а потом вовсе исчезающий с горизонта, — и теперь она должна заново выстроить жизнь для себя и детей. Одновременно с этим первое разочарование в любви испытывает Клео, для которой семья нанимателей — люди более близкие, чем оставшаяся в деревне родная мать (в этом «Рома» рифмуется с «Магазинными воришками», фильмом-победителем Канн).
Трогательные будничные эпизоды из «маленьких жизней» господ и слуг, взрослых и детей отнюдь не строятся на одном лишь ностальгическом сантименте. Напротив, они пронизаны чувством нарастающей тревоги, ожидания катастрофы, которое в буквальном смысле висит в воздухе, то и дело просыпаясь на Землю градом или дождем. Микрокосм и макрокосм тесно связаны, отделить одно от другого невозможно. Мы оказываемся свидетелями землетрясения в больнице, лесного пожара, шторма на море, в котором немудрено погибнуть, — и, наконец, «резни в Корпус Кристи», расстрела провластными активистами студенческой демонстрации в Мехико в 1971 году. И только женская способность к прощению и пониманию, женская стойкость и смелость здесь противостоят основному инстинкту мужчин — стремлению к доминированию и власти. Это делает «Рому» еще и абсолютно современным фильмом.
Кстати, почему «Рома» («Roma» в оригинале)? Объяснение разочаровывающе простое: Colonia Roma — название престижного района, в котором жил в детстве сам Куарон, а значит, и персонажи его картины. Мексика — колония США, современной Римской империи, в которой давно живет и работает режиссер. А родной дом — всегда Рим (то есть Roma). Место, откуда началась твоя жизнь и куда с тех пор ведут все дороги. Мысль немудрящая и не новая, но каким-то чудом продолжающая на протяжении столетий быть источником для мощных — и всегда разных — произведений искусства.