Это не разврат, это заболевание Даниил Туровский нашел хирурга, который, возможно, первым в мире превратил женщину в мужчину. Он сделал это в СССР начала 1970-х

Врач против бога

Зимой 1968 года в кабинете рижского хирурга Виктора Калнберза раздался телефонный звонок. Взяв трубку, он услышал голос своего приятеля, московского хирурга Владимира Демихова — одного из основателей трансплантологии, который осуществил успешный эксперимент по пересадке собаке второй головы. Про Демихова недавно вышла статья в «Огоньке», он был всесоюзной знаменитостью.

«К нам пришла женщина, она хочет сменить пол, стать мужчиной», — сообщил Демихов. И поинтересовался, не было бы Калнберзу интересно поучаствовать в этом проекте.

В те годы рижский врач и правда делал много операций по фаллопротезированию — после травм, ранений, ожогов. Он не раз оперировал людей с гермафродитизмом — пациентов, у которых были и мужские, и женские внешние половые признаки. Выполняя эти операции (обычно пациентам сохраняли более развитые органы), Калнберз опирался на опыт Николая Богораза — хирурга, который первым в 1936 году воссоздал половой член.

Калнберз подумал, что вряд ли когда-нибудь поймет, почему человек хочет сменить пол, и спросил сам себя: не «настигнет ли его кара» за операцию против природы? «Я был в замешательстве, — рассказывает он 40 лет спустя. — Она желает, а как ее мать отреагирует? Меня пугало, что я как-то иду против природы, против бога. Дозволено ли мне лезть в такую патологию?»

Тем не менее он согласился встретиться с Инной — так звали пациентку — и через Демихова пригласил ее в рижское НИИ травматологии и ортопедии — двухэтажное кирпичное здание на окраине города, где Калнберз тогда работал. Через несколько дней в его кабинет пришла «яркая брюнетка с заметно выраженными женскими формами». Инне было около 30 лет, она занимала руководящую должность в одном из московских НИИ.

— Я понимаю, что вы попробуете меня разубедить, не надо, это не имеет смысла, — сказала она. — Я уверена, что природа ошиблась, и вы можете это исправить.

— Пытались вести нормальную сексуальную жизнь? — спросил хирург.

Инна рассказала, что секс с мужчинами вызывал у нее отвращение. Она перепробовала все: и гипноз, и гормонотерапию; ничего не помогало. Ее обращения к московским врачам заканчивались «хихиканьем». Ей нравились девушки, но у них ее желания вызывали резкое отторжение. (Согласно современным исследованиям, связи между трансгендерностью и гомосексуальностью нет.) Хирург пообещал подумать и отправил Инну обратно в Москву.

После первой встречи Калнберз попросил патентную службу института подготовить для него подборку книг и изобретений, связанных с подобными операциями. Информации оказалось немного. Он смог найти научную литературу только о четырех операциях по коррекции пола из женщины в мужчину. Ни одна из них не была доведена до конца: наряду с новыми половыми органами продолжали функционировать и те, что были раньше; пациенты могли беременеть, у них сохранялась менструация. Одну из операций проводили в Чехословакии. Там хирург сформировал мужской половой член без мочеиспускательного канала; женские половые органы при этом были сохранены.

Первым мужчиной, который начал процедуру коррекции пола, сегодня считают британца Майкла Диллона — при рождении он был Лорой Диллон. В конце 1930-х он начал принимать гормоны, в 1942-м ему удалили молочные железы. В конце 1940-х Диллону сделали 13 операций, во время которых в том числе был сформирован фаллопротез. Судя по всему, коррекция пола не была завершена полностью: в одном из медицинских журналов его хирург описывал пациента в письме как «гермафродита с сохраненными женскими гениталиями» — и сам Диллон в мемуарах называл себя гермафродитом. Когда в середине 1950-х его история стала публичной, Диллон уехал в Тибет, где умер через несколько лет.

Калнберз решил: если делать операцию, нужно идти до конца.

Разведчик в стане врага

Через некоторое время Инна снова приехала в Ригу. Калнберз сказал ей, что не уверен в успехе, но предложил посмотреть, как он проводит операции пациентам с гермафродитизмом. Он вручил ей белый халат медсестры, а пациенту сообщил, что она — консультант, которая поможет с гормональной терапией. Увидев, как хирург проводит операцию по формированию полового члена, женщина сказала, что готова довериться врачу.

Когда ее положили в больницу, Калнберз собрал консилиум из хирургов и психиатров, чтобы посоветоваться с ними, как действовать дальше. Один из них заявил, что решить проблему гипнозом не получится и единственный выход — менять облик на мужской. Другой добавил, что если не сделать операцию, возможны попытки самоубийства. Возражать никто не стал; министр здравоохранения Латвийской ССР, с которым Калнберз дружил, дал устное согласие.

После этого Калнберз попросил Инну познакомить его со своей матерью. Та согласилась — и когда врач приехал в Москву на сессию Академии наук, они встретились. Мать Инны рассказала, что та уже трижды пыталась покончить с собой. Например, когда девушка, в которую влюбилась Инна, узнав о ее чувствах, перестала с ней общаться, дочь приняла большую дозу противоэпилептического средства. Мать успела вызвать скорую, но боялась, что в следующий раз может не успеть. «Я могу смириться с тем, что у меня была дочь, а будет сын, — добавила женщина. — Но никогда не смогу успокоиться, если потеряю [ребенка]».

Консультировался Калнберз и со священниками. Один из них сказал, что «нельзя вмешиваться в работу Бога», другой рассудил, что «если природа ошиблась, а вы исправите ошибку, поможете Господу». Калнберз сомневался. В больнице тем временем заметили, что Инна тайком начала собирать таблетки со снотворным.

Коллега и ассистент Калнберза, увидев Инну, сказал, что «просто нельзя такую прекрасную женщину превращать в мужчину, ведь она еще сможет многим мужчинам доставить радость». Он даже попытался ее «переубедить» — но, как вспоминает Калнберз, «усилия закончились полным провалом». Для врача это стало весомым аргументом: «Если женщина не влюбилась в него, то это не женщина, а следовательно, превращение ее в мужчину обоснованно».

Тем не менее в какой-то момент хирург решил, что не возьмется за операцию, и попросил Инну уехать. В ответ она написала ему письмо.

После письма Калнберз решился на операцию. Инна просила сохранить ее в тайне — в целях безопасности. Женщину разместили в отдельной палате, но медсестры болтали, а многие пациенты и их родственники хотели ее увидеть. Некоторые открывали дверь в ее палату, после чего извинялись, делая вид, что зашли по ошибке. Инна лежала в палате, натянув одеяло на голову.

Укрепили Советскую армию

Калнберз сделал Инне девять операций. Она просила, чтобы сначала хирург «избавил ее от всего женского», но Калнберз настоял на том, что начать следует с создания мужских половых органов. «Сделал так, чтобы если не понравится, что получается, можно было просто все ликвидировать и она осталась бы женщиной», — объясняет он. Для формирования полового члена он решил использовать «стебель Филатова», взяв ткани из передней брюшной стенки. «У Инны с ее женственными формами их было достаточно», — писал врач в своих мемуарах.

Калнберз создал мочеиспускательный канал, после сформировал на нем стебель — а потом объединил канал в стебле с женским, уже существовавшим. Для упругости в стебель имплантировали пластмассовый фаллоэндопротез — и хирург сформировал половой член. Молочные железы он удалил сам, но для прикрытия клитора, удаления матки и влагалища решил позвать гинеколога. Та, увидев, что у Инны нет никакой гинекологической патологии, отказалась участвовать в операции, заявив, что это «преступно» и она окажется за решеткой. Калнберз сделал операцию самостоятельно.

Весь процесс занял больше полутора лет: первая операция прошла 17 сентября 1970 года; последняя завершилась 5 апреля 1972-го. Приходилось прерываться на два-три месяца для заживления ран и прорастания сосудов — в эти месяцы Инна возвращалась в Москву, где продолжала работать руководителем одного из московских НИИ.

«Я сфальсифицировал документы о ее больничном, чтоб никто не узнал об операциях. Писал, что проводится пластическая операция по коррекции каких-то дефектов, но ничего про смену пола, — рассказывает Калнберз. — Так принято при операциях, которые могут компрометировать больных, например, когда речь о гонорее или сифилисе».

Вскоре после того, как Инне подсадили консервированные мужские половые железы, у нее начала расти борода и огрубела кожа. После последней операции Инну в больнице стали называть Иннокентием. «Он хотел подчеркнуть свою мужскую внешность, отличаться мужским поведением, голос его от гормональной терапии огрубел, — вспоминал Калнберз. — Иннокентий ходил в брюках, повадился заходить в гараж, подружился с шоферами больницы. Ему нравилось грубо ругаться, курить и выпивать в мужской компании».

Калнберз помог Иннокентию сменить документы. Эту процедуру должна была одобрить комиссия, в которой были представители регионального МВД и Минздрава. Комиссия спросила пациента, как он себя чувствует. Тот сказал, что очень счастлив. Раздеваться его не просили: экспертам хватило подготовленных Калнберзом документов. Вскоре Иннокентию выдали новый паспорт, военный билет и другие документы. «Была офицером запаса Советской армии, а теперь стала мужчиной-офицером! — пошутил один из экспертов. — Укрепили Советскую армию, можно сказать».

Калнберз решил, что ему лучше не знать о новой жизни пациента слишком много, чтобы случайно его не выдать. Он передал Иннокентию свои контакты и попросил, чтобы тот не пропадал.

На прощание пациент оставил врачу записку. «Исчезла наконец годами угнетавшая меня раздвоенность, и я могу находиться среди людей в новом качестве на законном основании, — написал Иннокентий 14 августа 1972 года. — Я чувствую себя в силах наверстать все то, что было упущено в прежней жизни».

Калнберз предполагал, что операцию осудят коллеги и что у него будут проблемы с руководством — Минздравом СССР. Впрочем, больше всего он надеялся, что его прорыв заметят во врачебном сообществе.

Человек, похожий на Солженицына

За несколько дней до выписки Иннокентия из больницы союзный министр здравоохранения Борис Петровский потребовал, чтобы Калнберз срочно приехал в Москву и объяснился. При встрече чиновник был мрачен и сообщил, что врачом уже интересуются в министерстве юстиции. Этот разговор он вспоминал в своих мемуарах.

— Вы знаете, что ваши действия преступны? — спросил Петровский. — Вы занимаетесь не тем, чем надо. Такая операция чужда социалистическому порядку. Ваше место за решеткой. Вы понимаете, кто вы такой? Если бы вы не брились и не мылись, то были бы похожи на Солженицына!

— Я хотел прежде всего помочь больному.

— О какой помощи вы тут говорите!

— Больная стояла на грани самоубийства.

— Что за ерунда, самоубийство! Пусть бы убивала себя! Это ведь какое-то варварство! У здоровой женщины удаляют молочные железы, матку! Это просто разврат.

— Транссексуализм — это не разврат, это заболевание.

— Нет такого заболевания. Это чистейший разврат, и вы потакаете этому. Вы знаете, что сейчас происходит в капиталистическом обществе? В Японии, например, рекламируется открытый секс. Вы хотите, чтобы у нас тоже так было?

— Позволю отметить, что проведенное мной хирургическое лечение больной с транссексуализмом к рекламе открытого секса не имеет никакого отношения.

— Вы знаете, что у нас запрещена педерастия? Вы хотите своими действиями узаконить педерастию у нас в стране. Так ведь понимать надо ваши действия?

— Эти больные — несчастные существа. Они сами пытаются находить какой-то выход, но не находят его. Больная не хотела продолжать осуждаемые обществом отношения с женщиной. Она хотела легализовать свои чувства.

— Это операция не нашего общества. Вот в капиталистическом мире вас бы поддержали. А наше общество должно оградить своих граждан от калечащих операций. Это же эксперимент на людях! Разговор с вами производит на меня гнетущее впечатление. Вы же больны! Лечить вас надо. Могу передать все на расследование в министерство юстиции. Но вас будут судить. Хотите суда? (Видимо, он имел в виду 108-ю статью советского Уголовного кодекса: хирурга могли осудить за умышленное тяжкое телесное повреждение — прим. «Медузы».)

Калнберзу объявили строгий выговор, в котором указывалось, что он провел калечащую операцию, которая не отвечает идеологии советского общества. Ему строго запретили проводить подобные операции в будущем и рассказывать о них на лекциях, выпускать статьи в журналах; приказ разослали по всем региональным минздравам. В течение 20 следующих лет прорыв Калнберза был засекречен.

Сам врач остался на свободе. От уголовного дела его, видимо, спас латвийский министр здравоохранения Вильгельм Канеп: он подтвердил, что дал устное согласие на операцию.

Считаю вас своим богом

Несмотря на реакцию главы Минздрава, в Советском Союзе изучали трансгендерность. Некоторым пациентам выдавали документы о коррекции пола. Другие получали диагноз «шизофрения» — их лечили психотропными препаратами или помещали в психоневрологические диспансеры (ПНИ). Иногда на всю жизнь — о таких писала исследователь Ирина Карагаполова. Андрей Снежневский, один из основателей советской репрессивной психиатрии (например, он придумал концепцию «вялотекущей шизофрении», которую часто диагностировали у диссидентов), в 1983 году в своей книге называл транссексуализм извращением; у трансгендерных людей он диагностировал шизофрению.

Больше других в советское время трансгендерностью интересовался психиатр Арон Белкин, родившийся в 1927 году в Горьком (сейчас Нижний Новгород) и руководивший несколькими научными центрами по эндокринологии. Как вспоминал Белкин в книге «Третий пол», впервые он столкнулся с этим состоянием в начале 1950-х в одном из сибирских лагерей, к которому Белкин был прикреплен как врач. «Хотите посмотреть на нашу Дусю?» — спросил один из начальников. Оказалось, что этим именем себя называет один из заключенных, который старался выглядеть как женщина. В лагере его считали «дурачком», комиссия признала его вменяемым. Вместе с ним жил парень, которого называли «Дусиным мужем».

Белкину Дуся показалась психически больной. «Я просто не знал тогда, что такое нарушение полового самосознания встречается и на фоне полного психического равновесия», — писал он позже. Об этом случае он снова вспомнил через десять лет — когда вместе со специалистом Института эндокринологии и химии гормонов АМН СССР Ириной Голубевой начал заниматься пациентами с гермафродитизмом. Среди них были и люди без физиологических отклонений, осознававшие себя представителями другого пола. Как рассказывает Белкин, врачи помогали им менять документы, проходя долгий процесс согласований с Минздравом и МВД. Поначалу это происходило без физиологического вмешательства, но уже в 1980-х Голубева провела несколько операций по коррекции пола — а Белкин был одним из первых психиатров в СССР, который начал выдавать разрешения на такие процедуры на постоянной основе. Врач считал, что «смена пола является высоко гуманным актом, помогающим личности не только избавиться от мучительной для нее ситуации, приводящей порой к суицидальным действиям, но и найти свое место в обществе».

Изучением трансгендерности также занимался в Ростове-на-Дону психиатр Александр Бухановский (более известен как эксперт по серийным убийцам — Андрей Чикатило признался в своих преступлениях после разговора с Бухановским). Как рассказывал ученик Бухановского, несмотря на запрет заниматься этой проблемой (когда психиатр написал соответствующую научную работу, его вызвали в партком и отчитали), тот продолжал интересоваться темой и встречался с пациентами. Узнав об этом, в начале 1980-х к нему начали приезжать люди со всей страны; иногда он селил их у себя в квартире. За десять лет к нему обратились около 250 человек. Больше сотни смогли изменить пол в паспорте и пройти гормональную коррекцию; некоторым провели хирургическую коррекцию в ростовской больнице.

В 1975 году Калнберзу удалось зарегистрировать в комитете Совета министров СССР по делам изобретений и открытий свидетельство на изобретение «Способ хирургического лечения гермафродитизма»: в нем подробно описана полная коррекция пола. Несмотря на приказ Минздрава, хирург провел еще несколько подобных операций — в том числе девушке, приехавшей из Грузии (в 1989-м она стала героиней материала в «Литературной газете»).

Через семь месяцев после операции Иннокентий снова прислал Калнберзу письмо. «Я просто живу и работаю, как все другие люди. И все же это не совсем так — другие люди живут по законам, определяющим жизнь как бесконечную гонку, погоню за успехом. Для меня теперь этой погони не существует, я смотрю на жизнь и теперь ценю в ней то, что ценят, наверное, только старики, — саму жизнь. Внутренняя борьба между живущими двумя „я“ заслоняла раньше от меня весь мир. До конца жизни буду считать вас своим богом».

Иннокентий уволился из своего НИИ и решил завязать с карьерой инженера, опасаясь, что КГБ будет интересоваться его прошлым. Врачам он говорил, что шрамы у него появились из-за драки. «Хирург так и не понял, что половой орган искусственно созданный, в то время не могли представить, что в нашей стране проведена смена пола», — рассказывает Калнберз. Иннокентий прожил некоторое время в Риге, а потом уехал куда-то в Сибирь, где никто не знал о его прошлом.

Все зовут его Оно

Трансгендерные люди в России и сейчас сталкиваются с многочисленными проблемами — насилием, увольнениями с работы, сложностями с оформлением документов и допуском к операциям. Операции по фаллопротезированию делают немногие: это сложно и может обойтись в сотни тысяч рублей; к тому же требуется особое разрешение.

Получить его можно в специальной медицинской комиссии — такие комиссии постоянно подвергаются нападкам консервативных активистов. Самую лояльную в стране комиссию, созданную при Санкт-Петербургском государственном педиатрическом медицинском университете, расформировали в 2015 году, после того как православное движение «Народный собор» добилось увольнения ее руководителя, психиатра и сексолога Дмитрия Исаева. К нему приезжали десятки человек со всей страны — и из-за хорошей репутации, и из-за цен: Исаев брал за обследование 10 тысяч рублей, а не обычные 30–70 тысяч. Сейчас Исаев дает частные консультации. В Москве и других городах обследования проводятся в психоневрологических диспансерах, но туда обращаются немногие — боятся принудительной госпитализации или диагноза «шизофрения». Этот страх, судя по всему, сохранился с советских времен; о нем «Медузе» рассказывали несколько трансгендерных людей.

Чтобы выписать разрешение, врач должен поставить пациенту диагноз «транссексуализм». По текущей версии международной классификации болезней ВОЗ — МКБ-10 — он относится к разделу «Расстройства половой идентификации». 18 июня 2018 года ВОЗ выпустила новую версию классификации — МКБ-11: из раздела «психические расстройства и расстройства поведения» исчезли все категории, относящиеся к трансгендерности, в том числе и диагноз «транссексуализм», который нужно было подтверждать в больницах для назначения операций по коррекции пола. Теперь гендерные несоответствия находятся в разделе о сексуальном здоровье — и больше не считаются расстройством (похожим образом в МКБ-10, принятой почти 20 лет назад, гомосексуальность признали одним из нормальных типов сексуальности). Россия будет обязана исполнять новую МКБ, но процесс ее внедрения долгий, — например, МКБ-10, принятую в 1990 году, в России ввели только через семь лет. Перемены в МКБ-11 важны в первую очередь символически, но исчезновение из списка расстройств будет означать необходимость корректировки всех правил, например о назначении гормональной и хирургической коррекции.

Как рассказывал психиатр Исаев, из-за сложной практики назначения заместительной гормональной терапии некоторые трансгендерные люди покупают препараты на черном рынке. Так, например, поступил Владислав из Екатеринбурга — он заказывал нужные препараты в Белоруссии. После этого на него завели уголовное дело за контрабанду сильнодействующих средств.

27 ноября 2013 года в небольшой деревне Великово под Нижним Новгородом 37-летний Евгений Сапаев купил в магазине лезвия «Спутник», резиновые перчатки и обезболивающее. К этому вечеру он готовился давно — читал учебники по анестезии и гнойной хирургии. В психиатрической больнице Сапаеву поставили диагноз «ядерный транссексуализм», разрешающий операцию по смене пола, но нескольких сотен тысяч рублей на нее у Евгения не было. Где-то в интернете он прочитал, что, если самостоятельно отрезать часть полового органа, в больнице окажут помощь по коррекции бесплатно — для спасения жизни, потому что обратно пути уже не будет.

Сапаев с детства ощущал «внутренний конфликт» между собой и своим телом. Он рос вместе с четырьмя сестрами и иногда тайком переодевался в их одежду. Когда ему было 16, это заметили родители. Разговор был неприятный, но после него вопросов они больше не задавали. В последние годы он жил с бабушкой, которой еще во время учебы после школы рассказал, что хочет сменить пол и уехать в другую страну. «Возомнил себя женщиной и ходил накрашенный, с серьгами, кольцами, в сапогах женских, — вспоминала одна из жительниц деревни. — Все зовут его Оно».

Той ноябрьской ночью Сапаев вколол себе десять уколов лидокаина и лезвием начал отрезать мошонку. Через некоторое время он обложил надрезы ватой и бинтами и поехал на электричке в Нижний Новгород, где дошел до ближайшей аптеки и попросил вызвать скорую. В больнице ему удалили яички и положили в отделение гнойной хирургии на десять дней.

Через несколько месяцев Сапаев попытался лезвием отрезать половой член — на это ушло два часа. Перевязав рану, он вышел из дома и снова пошел на железнодорожную станцию, по пути выбросив отрезанный член в мусорку. Около семи утра в электричке окровавленного мужчину увидел билетер; поезд остановили, приехали полицейские и начали выяснять, что случилось. Один из них спросил, где можно найти отрезанный член: если кто-то его найдет, всю полицию поднимут по тревоге. Сапаева отвезли в районную больницу, там провели коррекцию половых органов.

На одной операции, впрочем, все не закончилось — в течение следующих нескольких лет хирургические процедуры продолжались. В марте 2017 года Сапаева приехала на очередную операцию в Москву. На улице на нее напали и убили. Связано ли убийство с тем, как она выглядела, неизвестно. Похоронили ее как бездомную; где находится могила, сведений нет.

2 февраля 2018 года в России в силу вступил приказ Минздрава, который упростил и ускорил процедуру изменения пола в паспорте. Теперь трансгендерным людям больше не нужно обращаться в суд; документы можно менять без проведения гормональных или хирургических операций. Правозащитники считают, что приказ должен заметно улучшить положение трансгендерных людей в России.

Поселок миллионеров

Несмотря на выговор от союзного Минздрава, дальнейшая медицинская карьера Виктора Калнберза была блестящей. В 1980-х он провел несколько лет на войне в Афганистане, где оперировал в госпитале раненых советских военных. Лечил от импотенции одного из руководителей КГБ. Уже в 2000-х, на пенсии, получал благодарственные письма от Владимира Путина и приглашение от главы Крыма Сергея Аксенова посетить полуостров. 

После своего отъезда в Сибирь Иннокентий раз в несколько лет продолжал звонить врачу. Он называл его «профессором». Всякий раз звонки были с разных номеров: даже спустя десятилетия Иннокентий боялся КГБ или других спецслужб.

В конце 1970-х, по словам врача, Иннокентий рассказал, что женился. Калнберз вспоминает его слова так: «Женщина эта знала мужчин до меня, причем мужчин внешне куда более мужественных, чем я, — не мне чета, но говорит, что так хорошо, как со мной, ей не было никогда ни с кем из них. Не последнее место, если не первое, занимает в этом вопросе моя постоянная потенция и нежность». Вскоре жена умерла от рака; Иннокентий женился второй раз.

Знать все это Калнберз не очень-то и хотел. Ему казалось, что свое дело он сделал и теперь пациент должен жить своей жизнью. Уже в 2000-х годах Иннокентий несколько раз предлагал встретиться, чтобы за чаем обсудить прожитую жизнь. Калнберз находил отговорки. Ему не хотелось говорить о прошлом, но больше он боялся встречи с самим собой. «Я уже не увижу ту пациентку, увижу мужчину в годах, — рассуждает он. — И мне тоже тогда придется представлять себя в другом виде. Человеку не всегда хочется демонстрировать себя в жалком существовании».

По словам Калнберза, в последний раз Иннокентий звонил зимой 2017 года. Он спросил, сможет ли врач сделать ему еще одну операцию — профилактическую (пациенту было уже около 80 лет). Хирург ответил, что давно вышел на пенсию, не может оперировать из-за больной спины, да и больницы, в которой 40 лет назад лежал Иннокентий, давно нет. Пациент на прощание пожелал Калнберзу здоровья.

Сам 90-летний хирург уже около 20 лет живет в своем доме, построенном на гонорары за операции в Европе и США, в безмятежном пригороде Риги, который местное издание Delfi называет поселком миллионеров. Рядом — сосновый лес и река. На первом этаже дома Калнберз сделал музей, посвященный самому себе. В основном он состоит из фотографий, на которых врач запечатлен с известными людьми: Семеном Буденным, Михаилом Горбачевым, Лаймой Вайкуле и другими. Помимо них на стене висят портреты Ленина, Сталина и Путина. Неподалеку на полке стоит розовый керамический половой член.