Волшебный сон министра культуры В Малом театре поставили спектакль по роману Владимира Мединского

10 мая в Малом театре состоялась премьера спектакля «Смута» по мотивам романа министра культуры Владимира Мединского «Стена». В спектакле заняты больше 50 актеров и две белых собаки, есть видеопроекции и поворотный круг, он идет больше трех часов, и, похоже, автор произведения им весьма доволен.

От «Стены» к «Смуте»

В феврале 2012 года в издательстве «Олма медиа групп» вышел приключенческий исторический роман «Стена» — литературный дебют на тот момент депутата Госдумы и автора документальной серии книг «Мифы о России» Владимира Мединского. В детективном романе рассказывается об осаде Смоленска польским королем Сигизмундом во время Русско-Польской войны 1609-1618 годов. По сюжету, смелые и гордые русские сокрушают развращенных и слабых духом европейцев. Даже не побеждая их собственно в бою, они одерживают моральную победу, попутно произнося героические речи. Взять хотя бы старца Савватия, чья цитата особенно запомнилась критикам романа: «Везде супостатов преследовать будем. На дороге — так на дороге. А ежели в сральне поймаем, так и в сральне загубим, в конце концов». Эту книгу с псевдогероическим пафосом и стереотипными персонажами, возможно, забыли бы через месяц после выхода, если бы в мае того же года автор романа не стал министром культуры России.

Уже в 2013 году в самом начале театрального сезона в Смоленском государственном драматическом театре режиссер Олег Кузьмищев поставил спектакль «Стена» по инсценировке сотрудницы одного из смоленских театров Марии Парамоновой — она сначала переписывалась с министром культуры в твиттере, а потом отправила ему готовый вариант текста по электронной почте, чтобы получить одобрение. На премьеру автор романа не приехал.

В 2016 году на «России-1» состоялась премьера еще одной версии «Стены» — теперь это был трехчасовой телефильм Дмитрия Месхиева, где сыграли Алексей Серебряков и Анатолий Белый. Правда, экранизация Мединского не удовлетворила. По слухам, министр даже просил удалить свою фамилию из титров. Он также говорил, что получился «полностью авторский фильм Месхиева», который или имеет к роману крайне отдаленное отношение, или вовсе никакого не имеет. 

Одновременно со съемками фильма, сценарий которого писали без министра, постановкой занимался МХАТ имени Горького. Автором инсценировки выступил постоянный драматург театра и горячий сторонник Владимира Мединского, писатель Юрий Поляков, ставить должен был режиссер Валерий Белякович. В декабре 2016-го Белякович умер, и без него постановку решили не продолжать.

Так «Стена» дошла до Малого театра. В январе 2018 года агентство РБК со ссылкой на артистов театра написало, что в Малом готовится спектакль по роману Мединского с рабочим названием «Смоленская сага. Искупление». 10 мая состоялась премьера спектакля — под названием «Смута». Автором на программке значится В.Р. Мединский. В январе он рассказал, что постановка произведения — целиком и полностью инициатива подведомственного ему театра. Министр отказался от гонорара за эту постановку, чтобы не создавать конфликт интересов. Согласно сайту Госзакупок, деньги были направлены в Смоленское отделение учрежденного Мединским Военно-исторического общества: за авторские права на произведение театр заплатил 920 тысяч рублей — и обязуется выплачивать филиалу РВИО еще восемь процентов отчислений с билетных сборов.

Наши против фашистов

В Малом за пьесу по роману Мединского взялся народный артист Владимир Бейлис, заведующий труппой театра, режиссер «Царя Бориса» по Алексею Толстому, «Тайн мадридского двора» по Эжену Скрибу, «Целины» по Леониду Брежневу и других масштабных постановок. «Смута» — тоже спектакль масштабный, во всех отношениях. В нем заняты больше 50 артистов труппы и студентов Щепкинского училища, все в прекрасных стилизованных костюмах, смоделированных в мастерских театра, длится он три с лишним часа, декорации в виде крепостных стен иначе как огромными не назовешь; в постановке есть и видеопроекции, и прозрачный занавес, и новый поворотный круг, который театр заказал специально для «Смуты» (он обошелся в пять миллионов рублей). Все это — чтобы донести до зрителей идею министра культуры о том, что Смоленская оборона в Смутное время — «гораздо круче, чем Сталинград, блокада Ленинграда и Брестская крепость в одном флаконе».

Эту идею зал считывает легко и с энтузиазмом. Спектакль поставлен в таком торжественно-приподнятом настроении, в каком в советском театре было принято ставить пьесы о сражениях с немцами. Недаром во время сцены разоблачения предателя одна зрительница на премьере не сдержавшись громко сказала: «Вот фашист!» Персонажи спектакля, за редким исключением, существуют в предельно простой дихотомии «наши — чужие». А кто еще может быть чужим в официальной государственной риторике, носителем которой является автор пьесы, как не фашист.

Начинается спектакль со сцены в борделе для поляков, которые все до одного ведут себя как похотливые свиньи. Единственными приличными людьми в армии ляхов оказываются немецкие наемники, которых играют волевыми, но все же продажными рыцарями — то ли дело русские витязи в белых сапожках. Все антироссийские и антигуманные речи со сцены произносит, разумеется, главный «фашист», польский король Сигизмунд. Валерий Бабятинский играет Сигизмунда эдаким капризным и недалеким, но в чем-то симпатичным королем из пьесы Шварца: то ударяется в карикатуру и комикование, то, раскрывая свои злобные замыслы, говорит зловещим шепотом, то печально и даже трогательно заявляет белой красавице-борзой (на сцене их зачем-то две), что она чуть ли не единственный его друг, а потом снова комично сникает к финалу, когда —огромный спойлер! — вместо желанного золота в сундуках под смоленской крепостной стеной находит пропавшие рукописи из библиотеки Ивана Грозного. «Вот оно, золото русских!» — восклицает посрамленный польский король. Самая читающая нация в партере, очевидно, должна от такого сюжетного поворота прийти в патриотический экстаз.

Шуток о том, какими варварами русских видят европейцы, в спектакле предостаточно, за них критиковали еще роман Мединского в 2012-м, но с тех пор они как будто заиграли новыми красками. Король Сигизмунд, например, собирается, дойдя до Москвы, помыть русскую корону розовой водой и уксусом, прежде, чем ее надеть. Полководцы короля удивляются: «Неужели эту крепость построили русские! Москали же сами ничего не могут!», а немецкий полковник-наемник резонно замечает: «Логика пропадает, как только переходишь русскую границу. Причем у всех». Да что они все понимают.

По другую сторону крепостной стены тоже говорят про Европу. Например, когда потенциальный жених Андрей (Александр Волков) говорит племяннице воеводы Катерине (Лидия Милюзина), что жена должна во всем подчиняться мужу, она ему отвечает, что в Европе все по-другому. На это Андрей проявляет свою подлую сущность и предлагает сдаться полякам, чтобы жить в Европе. И гордая Катерина тут же отрекается от европейских ценностей. Русские девушки вообще ведут себя достойно. Даже одержимая любовью к Андрею Варвара (Ольга Абрамова) в эротической сцене не позволяет себе раздеться дальше ночной рубашки и сапог.

Покаяние и небесный храм

Еще одну важнейшую, и очень актуальную, мысль спектакля высказывает воевода Смоленска Шеин в исполнении Валерия Афанасьева. Все беды, все иноземные нашествия на земле русской — от Смуты, от неспокойствия в Москве. А Смута отчего? Отчего в Угличе убили отрока? Отчего бог не дал наследника царю Федору Иоанновичу? Оттого, что русский народ вовремя не понял, что ему надо покаяться (почти прямая цитата из романа). Понял бы — все было бы по-другому. Впрочем, минутой позже Шеин выдвигает идею еще свежее и неоднозначнее — вернуть Руси Киев, чтобы возродить былое величие.

Тема покаяния в спектакле, безусловно, очень важна. Во время общей молитвы на площади в Смоленске начинает мироточить огромная видеопроекция иконы, а вместе с ней мироточит и прозрачный занавес, — но после антракта зритель узнает, что владыка Сергий «сотворил чудо» своими руками, чтобы вдохновить народ на противостояние с врагом, хотя народ бы и так, без чуда, постоял за веру. Разумеется, священник громко кается на авансцене и искупает свою вину, раздав все церковные запасы прихожанам.

В финале мы наблюдаем еще одно своего рода покаяние. На руинах горящего Смоленска встречаются выжившие пятеро: двое русских парней, один из которых юродивый, девушка Наташа (Аполлинария Муравьева), буквально военная санитарка и образец нежности, но твердости (все как в фильмах про войну), старец Савватий (Константин Юдаев) и благородный немец Фриц Мейер (Олег Доброван), перешедший на русскую сторону. Савватий спрашивает у Фрица, неужто тот не хочет вернуться к себе домой, на что Фриц с гордостью заявляет, глядя в зал, что он крещеный, — так басурман отрекается от ложной веры, Россия возрождается буквально у нас на глазах, обретая взамен погибшего рыцаря Григория (он взорвал церковь вместе с собой и поляками) новообращенного, немецкой крови. Савватий не задумываясь посылает Фрица продолжать воевать в Поволжье — куда же еще, — а затем венчает его с Наташей.

Видеопроекция, до тех пор прямолинейно иллюстрировавшая действие и показывавшая то городские пейзажи, то мрачное небо, то горящие дома, то икону Казанской божьей матери, тут выходит на новый, метафорический уровень. Влюбленные венчаются, Фриц во крещении становится Фирсом (привет Чехову от Мединского?), а за их спинами на месте взорванного храма и мрачных облаков вырастает новый храм, небесный.

Выглядит это все как волшебный сон министра культуры. Неудивительно, если его порыв отказаться от гонорара за спектакль был искренним, ведь гонорар тут совсем не главное. Главное — что его произведение наконец поставили так, как ему нравится и кажется правильным: бережно по отношению к тексту, в традициях русского психологического театра (то есть опять же уважительно к тексту), в пышных костюмах, с меняющимися декорациями и без какой бы то ни было иронии к материалу. На протяжении всего спектакля не покидает мысль, что все, происходящее на сцене, в спектакле, например, Дмитрия Крымова, могло бы стать шуткой, гротеском — поставил же он когда-то образцовую пропагандистскую пьесу «Кремлевские куранты» Николая Погодина с крошечным Лениным, Крупской-мужчиной и Дзержинским-кентавром так, что зал умирал от хохота. Но здесь не тот случай — то ли режиссер «Смуты» целиком разделяет фантазии министра культуры, то ли слишком уважает автора и боится вызвать его гнев. По крайней мере, сам автор вышел на поклон чрезвычайно довольным.