«Девочка я упорная и мстительная. А у этих граждан — состав в чистом виде» Интервью правозащитницы Ольги Романовой. Она уехала из России после того, как замглавы ФСИН обвинил ее в хищениях
Мы говорим как есть не только про политику. Скачайте приложение.
Руководитель проекта «Русь сидящая» Ольга Романова 7 ноября рассказала, что с лета 2017 года не живет в России, опасаясь уголовного преследования. По ее словам, она уехала в Германию после того, как заместитель начальника ФСИН РФ Анатолий Рудый написал на нее заявление: он обвинил Романову в том, что ее организация присвоила деньги, которые ей выдал Всемирный банк на проведение лекций о финансовой грамотности в тюрьмах. Летом же в офисе «Руси сидящей» прошли обыски. Юристы организации через арбитражный суд уже доказали, что организация прочитала даже больше лекций, чем требовалось. Теперь Романова через суд требует от ФСИН отказаться от претензий. Она не исключает, что будет добиваться заведения уголовного дела против Рудого за ложный донос. «Медуза» попросила Романову рассказать подробности конфликта со ФСИН.
— Вы сейчас все-таки в Германии, как писали в посте, или во Франции, откуда выкладываете фотографии?
— В Германии. А во Франции у меня большая программа с французским ФСИН; с понедельника будет такая же с немецким.
— В рамках работы в [неназванном] немецком фонде, который вы упоминали в посте на фейсбуке?
— Нет, в рамках работы «Руси сидящей», а в фонде — такой, фрилансерский труд.
— Как вам французские тюрьмы?
— По-разному, где как. Меня удивляют и хорошие, и плохие вещи, хотя насчет последних я пока не готова рассуждать, насколько они плохи. Например, в любой французской тюрьме — кроме женских — есть «дороги». Мы идем с начальником и с главным охранником по внутренней локалке [то есть по участку колонии], и на наших глазах спускаются веревки из одной камеры в другую. Ладно я вижу — но тут же начальник. А он смотрит в небо, делает вид, что ничего не видит. Мы его аккуратно спросили, а он: «Да что вы, они же записочки друг другу передают». Это, конечно, хорошо, но там с записочками — телефоны и наркотики. Там в тюрьмах гораздо больше — не могу сказать другого слова — ************* [раздолбайства], чем у нас. Но без садизма. Такое: я тебя не трогаю, позволяю много чего вне закона, и ты меня не трогай, сиди хорошо, и мне премию дадут. Но за то, что там наркотики ходят, тюремщик точно должен гореть в аду.
— Вы уехали после того, как замдиректора ФСИН Анатолий Рудый написал на вас заявление. Вы с Рудым знакомы?
— Нет, никогда не встречалась. Я вообще не очень знакома с этими людьми.
— Заявление было написано в марте, вы сразу о нем узнали?
— Нет, я узнала в момент обысков, когда посмотрела бумажки [с которыми пришли следователи]. Обыск был 8 июня (в посте Романова рассказала: «В начале июня в „Руси сидящей“ прошли обыски — в офисе и в бухгалтерии» — прим. «Медузы»), я после него сразу же уехала — разбираться с такими вещами лучше на безопасном расстоянии. Я всем советую сначала разобраться, и тогда можно возвращаться.
— Вы сразу после обысков решили уехать?
— Это не «решили», понимаете. Чешется — почеши. Здесь нет времени [подумать], реакция автоматическая, я этим занимаюсь десять лет.
— Но у вас была только виза — по крайней мере, вы так писали.
— Виза — и все, да. Я поехала в Париж, пожила некоторое время у своего адвоката, потом поехала к друзьям в Италию. Потом прожила у друзей в Париже месяц. Все это время я думала, что мне делать, если я не успею решить проблемы до окончания 90-дневного срока пребывания [в Европе], и очень много работала с адвокатами и юристами по своему кейсу. Мы сильно подготовились, поэтому я на этой неделе перешла в атаку. Оценила оборонные сооружения, состояние дальнобойной артиллерии и, собственно, — пора. Пора их всех пересажать окончательно, и то уже, знаете, обидно: за лето, пока я здесь, 90% людей, написавших на меня кляузы, пересажали без меня. Обидно. Не приложила руку.
— То есть на вас кроме Рудого еще кто-то заявления писал? Вы кого имеете в виду?
— У меня со ФСИН конфликт десять лет. Меняются начальники, состав, но с начала моей деятельности, когда еще только моего мужа посадили, у меня остались два непосаженных человека. Те, кто тогда работал во ФСИН, включая [бывшего начальника Александра] Реймера, — все сидят. Осталось двое: бывший начальник «Бутырки» [Дмитрий] Комнов и генерал ставропольского ФСИН [Владислав] Никишин, это у меня должок остался с того раза. А дальше по жизни [кто-то в список попадал]; к некоторым я прилагала усилия [чтобы их посадили]. Сейчас в списке Рудый остался.
— Ну в этом случае вы можете приложить усилия — на суде, который состоится по вашему иску против ФСИН.
— Да, я хочу выступить на суде, конечно; рассмотрение дела назначено на 6 декабря (в посте Романова предупреждала, что не вернется к этому дню в Россию, потому что «опасности меньше не стало» — прим. «Медузы»). Целиком история такая: мы в 2013 году подписались на работы по контракту (это не был грант — у нас их вообще не было до сих пор) со Всемирным банком. Работа на два года, деньги платил Всемирный банк, проходили они через Минфин. Поскольку благотворительный фонд [помощи осужденным и их семьям, известный по названию своего главного проекта как «Русь сидящая»] не может заниматься работой по договору, я перевела это дело на свое ООО «ЭрЭс» (расшифровывается «Русь сидящая»). Оно занимается разной деятельностью по контрактам: например, мы проводим социологические исследования, делали по заказу «Левада-центра» — по национализму в тюрьмах. Из ООО «ЭрЭс» идет оплата экспертам, участникам опроса, а прибыль я как учредитель кладу на счет «Руси сидящей» — все это легко проверить. Так зарабатывает организация, хотя это небольшая доля. После Всемирного банка у нас вообще прибыли не было, за два года — тысяч триста. Работы мы делаем много и понимаем, что [чтобы к нам не было претензий] надо не просто подкладывать бумажку к бумажке, а еще — чтобы были видео, аудио и почетные грамоты.
По договору со Всемирным банком мы должны были изучить, чего не знают зэки по финансам. Сначала провели глубинные исследования — по алиментам, пенсиям, по оплате за квартиру из тюрьмы. Собрали вопросы, [всего] около 500. Любимый вопрос был из женской зоны в Челябинске: «Я сижу за убийство своего мужа, я убила его, потому что он взял кредит. Нужно ли мне теперь кредит отдавать?» Без шуток, человеческая трагедия — еще и в том, что да, нужно.
Потом читали лекции, три вида — родственникам, осужденным и сотрудникам ФСИН. По контракту их было 30, 30 и 30. А мы прочитали 34, 60 и 92; не могли остановиться. Пять видов брошюр выпустили, ФСИН потом еще попросил сделать выжимку на одном листе, чтобы можно было вешать на стенде. Переписку [с ними] мы, конечно, храним. Мы ожидали, что что-то будет.
— То есть вы ожидали заявления на вас?
— Коне-е-ечно! Всегда. Лекции читали сотрудники ОНК [Общественной наблюдательной комиссии], люди из православных епархий, был один уполномоченный по правам ребенка. Мы не оплачивали работу, если они не предоставляли аудио, видео или справку от начальника учреждения, что лекция была. У нас все подшито. Потом мы спокойно отчитались перед Всемирным банком. Потом Рудый вдруг выяснил, что была такая работа, и написал донос — якобы ничего не делалось. Мы пожали плечами и, пока меня не было, подали в арбитраж иск к оператору Всемирного банка: «Ребята, мы работу перевыполнили, заплатите нам, пожалуйста, разницу». Довольно наглый иск, но, простите, что делать?
— Симпатичный ход.
— Ну конечно! Операторы проекта все поняли прекрасно, их суд привлек в качестве третьего лица, мы были счастливы. Операторы сказали: «Вы, конечно, все прочитали, вот документы; вы даже больше прочитали, но надо было про оплату разницы говорить, когда отчет сдавали, а сейчас уже не положено». Ну нет так нет. Так судебное решение [о том, что мы выполнили контракт] состоялось, но, как известно, в России это ничего не значит. Поэтому мы написали претензию во ФСИН, типа — какого хера? Примерно такая претензия. Они нам не ответили, поэтому мы подали в арбитраж иск о защите деловой репутации. Их юристы на предварительном заседании поняли, что теперь не нам придется доказывать, что мы читали лекции, а им [что заявление Рудого правдиво]. Думаю, это был переломный момент, они засуетились. Нас же еще проверками Следственный комитет давил, дважды, но обе проверки вообще ничего не нашли. Я подозреваю, что это [директор ФСИН и начальник Рудого Геннадий] Корниенко, как выходец из ФСБ, надавил на СК.
— А какие, по-вашему, мотивы у Рудого?
— Я думаю, персональный мотив — такой мачизм [бывшего] майора ракетных войск (на сайте ФСИН сказано, что Рудый окончил военное училище в 1988 году и до 1994-го служил в вооруженных силах — прим. «Медузы»), который очень быстро стал генерал-лейтенантом [внутренней службы] во ФСИН: «Я сейчас тебе, девочка, покажу, кто тут главный и что я могу с тобой сделать». Что-то такое неуемное, глупое, недальновидное и чиновничье. Сейчас ФСИН понимает, что 6 декабря у них будет всемирный позор и я заставлю их либо извиниться, либо пойти под суд, потому что дальше я буду добиваться уголовного дела за ложный донос. Понятно, что не сразу оно будет, и не в этом году, но через пару лет я бы не дала и ломаной копейки за юридическую безопасность некоторых граждан. Девочка я упорная и мстительная, а у них — состав в чистом виде.
(1) «Дороги»
Механизм передачи небольших пакетов между заключенными в разных камерах. Например, «дорога» по воздуху реализуется посредством соединения разных камер нитками, скрученными в канатики.
(2) Дело Козлова
В 2008 году против мужа Ольги Романовой, бизнесмена Алексея Козлова возбудили уголовное дело о незаконном присвоении акций ОАО «Искож». Романова считала, что дело связано с конфликтом Козлова и сенатора Владимира Слуцкого, который пытался «взять "Искож" под свой контроль». Козлова приговорили к восьми годам колонии, в сентябре 2011-го выпустили, отправив дело на пересмотр; в марте 2012-го снова посадили, но после еще одного пересмотра дела выпустили в июне 2013-го.
(3) Владислав Никишин
Муж Романовой Алексей Козлов сидел в СИЗО «Бутырка», а потом отбывал срок в Ивановской области, когда начальником местной ФСИН был Владислав Никишин.