«Маленькие трагедии» Кирилла Серебренникова: Пушкин, Хаски и Siri В «Гоголь-центре» выпустили первую премьеру после ареста режиссера

15, 16 и 17 сентября в московском «Гоголь-центре» прошла первая серия показов спектакля «Маленькие трагедии» по пьесам Пушкина. Режиссер спектакля и художественный руководитель театра не успел выпустить спектакль — с 23 августа он находится под домашним арестом. Сотрудники театра проводили последние репетиции самостоятельно. По просьбе «Медузы» театральный критик Антон Хитров рассказывает, как Серебренникову и его команде удалось сделать хороший спектакль даже в отсутствие режиссера.

Серебренников под арестом, а спектакль вышел. Как так?

К моменту, когда Серебренникова взяли под домашний арест, премьера была уже почти готова — и команда театра решилась на рискованный, но единственно правильный шаг: подготовить ее самостоятельно. Выпуском руководил хореограф Евгений Кулагин, директор известной танцевальной компании «Диалог данс» и давний соратник режиссера. Естественно, никто не делал вид, что это обычная премьера. На поклонах сотрудники «Гоголь-центра» подняли гофрированный железный лист — элемент декорации, — и на нем появилась старая видеозапись с Серебренниковым: он ничего не говорил, а только делал пассы руками.

«Маленькие трагедии»? Сколько можно ставить одно и то же?

Вообще-то интересы Кирилла Серебренникова как постановщика довольно широки: Шекспир и Брехт, балет и опера, современная драма и проза, документальные материалы и киносценарии. Но да, фундамент его театра — классическая русская литература, и, кстати, не всегда самая очевидная: помимо «Маленьких трагедий», «Мертвых душ» и «Героя нашего времени», Серебренников ставил «Обыкновенную историю» Гончарова, «Господ Головлевых» Салтыкова-Щедрина, «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова.

Что бы ни говорили консерваторы, классикам это внимание только на пользу: книга жива, пока ее читают и интерпретируют. Взять того же Некрасова: советская средняя школа отбила интерес к нему у сотен читателей. Тем не менее Серебренников взялся за постановку его главной поэмы «Кому на Руси жить хорошо» — и попытался доказать, насколько это живой, гибкий и многослойный текст.

Если Серебренников все время ставит классику, что такого особенного именно в «Маленьких трагедиях»?

При всем опыте работы с хрестоматийными текстами лидер «Гоголь-центра» никогда не был настолько радикальным интерпретатором, каким он предстает в «Маленьких трагедиях» — ни в «Лесе», ни в «Обыкновенной истории», ни даже в хулиганских «Мертвых душах». Неслучайно на постере спектакля его фамилия написана в одну строку с фамилией автора: Пушкин/Серебренников.

Режиссер не просто переносит сюжеты трагедий в абстрактный XXI век, заменяя мечи пистолетами, лошадей — мотоциклами, а рояль — синтезатором (этого вряд ли было бы достаточно для полноценного прочтения); он лихо переделывает пушкинские фабулы, не внося при этом ни малейшей корректуры в текст. После встречи на кладбище Дон Гуан и Дона Анна расстаются не на сутки, а на долгие годы: они встречаются дряхлыми стариками, прозевавшими свое счастье. Герои «Пира во время чумы» тоже прибавляют в возрасте — здесь они не безбашенные молодые люди, а жильцы дома престарелых, закатившие праздник тайком от санитаров. Но самую виртуозную трактовку получила пьеса «Скупой рыцарь»: зловещий пушкинский Барон переродился в абсолютно другого героя (в какого — до просмотра знать не нужно).

Зачем переделывать Пушкина? Это что, переосмысление ради переосмысления?

Как раз наоборот: метаморфозы пушкинских героев у Серебренникова подчиняются твердой логике. Почти в каждом сюжете режиссер исследует одну тему — отношений частного человека с культурой. Искусство — последняя радость стариков из «Пира во время чумы»: их посиделки быстро перетекают в импровизированный концерт со старыми романсами, бойкими оперными ариями, поэтическими чтениями, аккордеоном и скрипкой. Для Дон Гуана поэзия — способ мышления: прежде чем начать монолог, он перебирает дюжину пушкинских строк, пока не находит нужную. В «Моцарте и Сальери» живая культура — ершистая, неудобная, необузданная — противопоставлена мертвому канону: стоит Моцарту, беспросветному пьянице, погибнуть, и в Вене немедленно начинается выпуск мерчендайза с его парадным портретом.

Так про что спектакль?

Про поэзию. «Маленькие трагедии» тесно связаны с другим проектом «Гоголь-центра» — театральным сериалом «Звезда» о пяти поэтах Серебряного века (пятая, заключительная часть цикла — о Владимире Маяковском — запланирована на декабрь). Лучшая находка режиссера — титры на заднике, переводящие с человеческого на пушкинский в те моменты, когда текст оригинала не звучит или подменяется чем-то другим. Нечленораздельное мычание контуженого мотогонщика Альбера и вопли похмельного Моцарта кристаллизуются в ладную поэтическую речь. Невыраженный гнев молчуна Сальери отливается в рифмованный монолог. Будничная ругань санитаров превращается в яростную пасторскую проповедь, а стандартные реплики Siri — в остроты Мефистофеля. Кульминация приема приходится на «Пир во время чумы», когда Серебренников заставляет нас услышать в приторном советском романсе пронзительную пастушью песню Мери.

Мир косноязычен, утверждает режиссер; чтобы говорить, ему нужен поэт. Недаром, пересказывая в первом эпизоде спектакля пушкинского «Пророка», постановщик переносит сюжет из «пустыни мрачной» в неопрятный зал ожидания — с пирожками, теленовостями, смурными пассажирами на ржавых железных лавках. Пророк, то есть поэт, в представлении Серебренникова не может быть отшельником — ему необходим общий опыт с обывателем.

Почему на афише рэпер Хаски? Он что, правда участвует?

Ага. Хаски исполняет несколько своих старых песен в перерывах между трагедиями, но его не очень много. В сущности, он здесь не столько приглашенная звезда, сколько found object: самородок из глухой провинции, читающий рэп о «панельках» — едва ли не прямой прообраз театрального героя, переживающего творческое озарение на грязном вокзале. Кстати, актер «Гоголь-центра» Никита Кукушкин, который в новом спектакле играет Сальери, — большой поклонник рэпера и даже снялся в его клипе «Пироман 17».

А кто там еще есть, кроме Хаски и Кукушкина?

Две блестящих актрисы в роли Доны Анны: молодую героиню играет Виктория Исакова, пожилую — Светлана Брагарник, прима местной труппы. Барона и Председателя играет феноменальный артист Алексей Агранович, Пророка, Моцарта и Фауста — Филипп Авдеев, один из самых ярких выпускников Серебренникова. Дон Гуан достался Семену Штейнбергу, которого зрители «Гоголь-центра» помнят как Чичикова в «Мертвых душах» и Кафку в «Кафке».

Ну хорошо, и когда можно посмотреть?

Пока трудно сказать. Ближайшие показы будут 28 и 29 октября, но все билеты на них уже проданы — очень уж большой ажиотаж поднялся вокруг спектакля.