«мама!» Даррена Аронофски: бог знает что Режиссер «Реквиема по мечте» и «Рестлера» показал в Венеции самый скандальный фильм года, его освистали (спойлеры!!!)

На 74-м Венецианском фестивале состоялась премьера фильма «мама!» Даррена Аронофски. Картина, вызвавшая совершенно противоположные отзывы зрителей и критиков, была освистана; она произвела на публику почти такой же эффект, как в свое время фильм Ларса фон Триера «Антихрист». Однако кинокритик Антон Долин считает, что эксперимент Аронофски, взявшего сакральный сюжет и пересказавшего его в жанре малобюджетного хоррора, безусловно удался. Осторожно: очень много спойлеров! Если вас это не устраивает, почитайте текст про фильм Мартина Макдонаха «Три рекламных щита близ Эббинга, штат Миссури».

Как освистывали «маму!» Даррена Аронофски на показах в Венеции! Топали, улюлюкали, кричали «бу-у-у-у». Аплодировали, естественно, тоже. Без такого фильма ни один фестиваль нельзя считать удавшимся. Их и разбирать интереснее всего, когда улягутся страсти и все выразят свое раздражение в более или менее язвительной форме. 

Конечно, этот фильм — enfant terrible, в отличие от самого Аронофски. Его когда-то уже освистывали и топтали за претенциозный (и беспрецедентно личный для режиссера) «Фонтан», но с тех пор режиссер давно остепенился, заработал своего «Золотого льва» с впечатляющим «Рестлером», открыл Венецию и получил «Оскара» за «Черного лебедя», вручил в качестве президента жюри приз Александру Сокурову, потом и вовсе снял блокбастер «Ной» в Голливуде. Только очень зоркий взгляд мог различить в этой картине ту же бесшабашность, отчаянность, безумие и искреннее презрение к правилам хорошего тона и вкуса, из которых родились лучшие фильмы Аронофски. «мама!» буквально вынуждает о них вспомнить, причем еще до просмотра: достаточно взглянуть на вызывающе китчевые постеры и обратить внимание на восклицательный знак в заголовке. 

После краткого, пугающего и до поры непонятного пролога фильм начинается с идиллического сада и дома, в котором живут двое — Он (Хавьер Бардем) и Она (Дженнифер Лоуренс). Имен у них, как и у остальных героев фильма, нет, что уже должно насторожить поборников психологического реализма и так называемой «убедительности», в нехватке которой зрители так любят упрекать художников. Он — гениальный поэт в стадии затяжного кризиса. Она — его молодая прекрасная жена, восстанавливающая дом возлюбленного после давнего пожара. 

Тревожная атмосфера недопонимания нагнетается с первых кадров и достигает пика, когда в дом приходит незваный гость: некий доктор (персонаж Эда Харриса невольно напоминает Солоницына из «Зеркала»), который кашляет кровью и, видимо, смертельно болен. Невзирая на это, вскоре в дом заявляются новые чужаки: жена доктора (Мишель Пфайффер), потом — их двое взрослых сыновей. А когда все они вступают в конфликт, предсказуемо завершающийся трагически, дом наполняется скорбящими друзьями и родственниками; но вскоре они перестают скорбеть, начиная веселиться, пить, заниматься сексом и постепенно разрушать дом. Поэт почему-то благожелательно терпит это безобразие, его жена в какой-то момент не выдерживает и кричит — почти буквально — «Пошли вон, дураки!»

И это только первая половина фильма. Во второй героиня наконец-то оправдает название фильма, забеременев, а ее муж выйдет из кризиса и начнет писать новый шедевр. У дверей дома их будет подстерегать огромная толпа фанатов. На этот раз все завершится убийством и коллективным актом каннибализма, на котором сломаются даже самые стойкие зрители. Градус хаоса нарастает, массовка только что не вываливается с экрана в зрительский зал, сюжет теряется вовсе. Хочется буквально зажмуриться и констатировать: «Пожалуй, фильм не удался». 

Позволю себе краткое теоретическое отступление. Что вообще можно считать знаком неудачи? Неудачен блокбастер, который собрал в прокате меньше своего бюджета; фильм ужасов, на котором никому не было страшно; комедия, на которой никто не смеется. Неудачен детектив, развязка которого ясна уже во вступительных сценах; эротический фильм, который не возбуждает, а смешит публику; триллер, зрители которого зевают и смотрят на часы. Но как определить неудачу авторского фильма («мама!», вне сомнений, относится к их числу)? Пожалуй, критерий лишь один: такая картина не удалась, если она предсказуема, банальна, никого не наводит на мысли и не раздражает. Этого о картине Аронофски сказать нельзя при всем желании, как нельзя было сказать и об «Антихристе» Ларса фон Триера (близнеце «мамы!») — в свое время этот фильм в Каннах тоже освистали и поторопились окрестить худшей лентой в истории кино. 

Вместо того чтобы подумать об этой очевидной параллели, в «маме!» путем прямых аналогий пытаются рассмотреть парафразы «Сияния» (тема одержимого писателя) и «Ребенка Розмари» (таинственная беременность, незваные гости в доме будущей матери), торжествующе заключив: Аронофски — не Кубрик и не Полански. Бесспорно. Более того, «мама!» — вообще не психологический или мистический триллер, а внежанровое экспериментальное кино. Актеры и персонажи не обязаны вызывать никакой самоидентификации — их личности подчеркнуто условны. Логика их поведения должна быть неуловимой, — и это не потому, что режиссер утратил контроль над собственным произведением. Напротив, «мама!» с точки зрения формы выдержана безупречно строго: весь фильм изысканно снят постоянным оператором Аронофски Мэттью Либатиком с точки зрения героини, ее крупные планы занимают едва ли не большую часть экранного времени. Она ничего не понимает в происходящем, и мы теряемся в дискомфортных догадках вместе с ней. 

Что же значит все, что мы увидели и пережили за эти два напряженных часа? Чтобы ответить на вопрос, придется выложить несколько непростительных спойлеров. Тем, кто старается избежать предварительного знания о фильме, рекомендуется остаток статьи не читать. 

Аронофски с дебютного фильма «Пи» увлечен мистикой и каббалой. Его предыдущая картина «Ной» — тщательная и вдохновенная экранизация ключевого эпизода Торы. А «мама!» — не что иное, как символический пересказ Библии, обеих ее частей. Поэт, сыгранный Бардемом, — это Бог. Мама — дева Мария. А также Святой Дух, Архангел или даже (учитывая апокалиптический финал) сам Сатана до грехопадения. Сад — Эдем, дом — модель вселенной, где на верхнем этаже расположен рабочий кабинет Поэта (Рай), а в инфернальном подвале (Аду) вечно горит огонь. 

Первая половина картины — Ветхий Завет. В идиллическое вневременное бытие вторгается человек (Харрис): разумеется, это Адам, чья болезнь напоминает нам о смертности. Есть в фильме и эпизод, в котором мы видим на обнаженном торсе персонажа рану в районе ребра. Разумеется, следом за ним в дверь входит Ева (Пфайффер); их нескромные разговоры и объятия напоминают о чувственности и первородном грехе. Ссорящиеся сыновья парочки — не кто иные, как Каин и Авель, один из которых в гневе убивает другого. Катастрофа с разрушением дома (есть и сцена с прорванной трубой) — Всемирный потоп. 

Вторая половина начинается с непорочного зачатия: Мама просыпается в своей кровати и сразу, обходясь без тестов и походов по врачам, заявляет, что беременна. Бог бросается писать новый текст — читай, Новый Завет. Но рождение ребенка неминуемо ведет к трагической развязке: отец должен отобрать сына у матери и отдать на растерзание восторженной толпе, которая за закрытыми дверями превратила дом в храм. Грядет Апокалипсис. 

«мама!» отлично работает как фантасмагория о мужском эгоизме и подавлении женщины, вынужденной служить не столько мужу, сколько всей патриархальной системе. И как печальная история о музе поэта, затоптанной его фанатами; для него же самого она — не более, чем умозрительный образ (в какой-то момент Мама буквально превращается в магический кристалл, который Поэт удовлетворенно помещает на каминную полку). 

В то же время перед нами, вероятно, грубый и неловкий, но искренний и страстный богоборческий манифест. Демиург представлен здесь как изменчивый и лицемерный нарцисс, питающийся только поклонением толп и нисколько не озабоченный ни чужими жертвами, ни даже судьбой собственного наследия и его интерпретаций. Как психологически достоверный типаж персонаж Хавьера Бардема провален, но как изменчивый многоликий тиран, от которого так или иначе зависим все мы, он моментально узнаваем. Страх и боль героини — наши страх и боль. Она же, кроме того, и Мать-Земля, что добавляет фильму актуальное экологическое звучание. Недаром пресс-релиз открывается еретической молитвой, написанной в адрес Матери, — вывернутого наизнанку текста «Отче наш».

Впрочем, неверным было бы видеть в «маме!» только напыщенный библейский пафос. В конечном счете, перед нами — самый сакральный из существующих сюжетов, пересказанный в жанре малобюджетного хоррора. А эта комбинация настолько остроумна, нахальна и свежа, что сразу хочется простить ей все условности, длинноты и сюжетные провалы, которыми тоже грешит удивительный фильм Даррена Аронофски. Да, он не безупречен. Но посмотрите на сотворенный Богом мир. Он что, лучше?