ДНР: свои курорты, свои телепередачи, но валюта — российская Что происходит в Донбассе. Большой репортаж «Медузы»

Активная фаза вооруженного конфликта на Юго-Востоке Украины закончилась чуть больше года назад, но ситуация в регионе по-прежнему неопределенная: ДНР и ЛНР так и существуют в статусах почти никем не признанных независимых государств, а на линии фронта все еще стреляют. Специально для «Медузы» журналист и фотограф Нигина Бероева отправилась в Донецк и узнала, как устроена в городе мирная жизнь, на что живут граждане ДНР, как новое государство проводит национализацию, реконструкцию и армейскую реформу, как в Донецке работают и отдыхают — и при чем тут один молодой российский банк.

«Боинг»: два года спустя

Boeing-777, который сбили над Донецкой областью 17 июля 2014 года, рассыпался в воздухе на протяжении 17 километров — но официально местом падения было названо село Грабово. Здесь поставили памятник — гранитный камень с надписью «Невинным жертвам гражданской войны», — и сюда же приехали два года спустя проводить траурные мероприятия глава самопровозглашенной Донецкой народной республики Александр Захарченко и глава республиканского парламента Денис Пушилин. Правда, приехали они на два дня раньше формальной даты — 15 июля; может быть, чтобы совместить два митинга в один день — в соседнем селе Снежном 15 июля все того же 2014 года в результате бомбардировки погибли 13 мирных жителей. Молодые люди на жаре распутывали мачты флагов десяти стран, граждане которых погибли в катастрофе. Захарченко произнес речь, пообещав содействовать расследованию и не забывать преступление.

Впрочем, в деревнях, над которыми произошла трагедия, многие и так знают, кто виноват.

«Я на улице еду готовил, — вспоминает день падения „боинга“ житель села Рассыпного Александр (так поступали многие жители, потому что в домах к тому времени были разрушены все коммуникации). — Смотрю, а тут два военных самолета кружат. Потом один резко ушел наверх — и послышался взрыв. И в нашу сторону полетела часть самолета, и из нее посыпались люди. Падали на дома, в огороды, повисали на деревьях…»

«От „Бука“ должен был остаться след в воздухе, — делится своими знаниями в военном деле жительница того же села Людмила. — А следа никакого мы не видели. Да и не было у наших ополченцев „Бука“. Это была провокация, понятно же, хотели, чтобы он над территорией России упал. Чтобы третья мировая началась».

Согласно предварительному отчету Совета безопасности Нидерландов, самолет был сбит именно из «Бука», но стопроцентного ответа на вопрос, чей это был «Бук», расследование пока не дало.

Хорошие новости

Полтора года назад въезжающих в Донецк встречали плакаты с призывами воевать. Сейчас на их месте — портрет Захарченко с бордовым паспортом ДНР в руках («Стань гражданином народного государства»), призывы оплатить коммунальные услуги и бороться с коррупцией. Есть, конечно, и другой въезд в город — но мимо изрешеченного осколками снарядов знака «Донецк» и куска взорванного Путиловского моста, под которым до сих пор лежит танк с телами солдат, местные проезжают на большой скорости; останавливаться тут запрещено. В центре при этом уже практически ничто не напоминает о войне. Здесь малолюдно, уютно и чисто — местные говорят, что такими ухоженными улицы не были даже до войны. Троллейбусы, пестрящие рекламой, ползут по просторным проспектам мимо огромных цветочных клумб, в которых копаются работники коммунальных служб. У фонтанов на скамейках в ряд сидят бабушки в кружевных и соломенных шляпках и обсуждают войну: «Деточка, я вчера слышала три прилета и два улета. Такое у нас перемирие. Жалко, вы не успели на театральный сезон. Такие постановки у нас изумительные!»

Во время войны порядок в ДНР наводили через «подвал» и смертную казнь — так боролись что с коррупцией, что с наркоманией (как рассказали сразу несколько источников в Донецке на условиях анонимности, дилеров просто расстреливали). Теперь с оружием по улицам разрешено ходить только милиционерам. Центральный бульвар города забит модными кафе. В одном из них красивая блондинка за бокалом шампанского рассказывает подруге, что в их семье теперь три машины — одна с украинскими номерами, одна с российскими и одна с номерами ДНР: «Мы готовы к любому развитию событий».

Бизнесмен Роман (большинство донецких собеседников «Медузы» отказывались называть свои фамилии, ссылаясь на то, что у них есть родственники на Украине) говорит, что населению даже начали возвращать автомобили, которые «отжимали» два года назад. «Суды завалены делами, но решения принимаются и исполняются, — рассказывает он. — Моему соседу „лексус“ вернули. Простреленный, в чьей-то крови, но вернули». Правда, жалуется предприниматель, в появлении какой-никакой законности есть и минусы: «Вот у вас в России нарушил правила, дал взятку гаишнику и поехал дальше. А здесь теперь гайцы боятся деньги брать, штрафы выписывают. Вот как работать?»

Настроение официальных медиа ДНР тоже изменилось. Вместо бегущей строки «Минобороны ДНР приглашает на работу танкистов» на главном местном телеканале — программа «Хорошие новости», в которой рассказывают о молодежных фестивалях, новорожденных в зоопарке и велорикшах, которые подвозят людей до блокпостов в селе Марьинка. В новостях — все те же разговоры о коварных планах Киева, нарушениях минских договоренностей и разложении Запада.

Некоторые жители, бежавшие от войны, теперь возвращаются обратно. Семья студентки третьего курса Донецкого университета Марии — одна из них. Боевые действия они поначалу пережидали в Киеве, у родственников; отец, судя по всему, остался дома и ушел на войну. «Когда меня обзывали сепаркой, я терпела, — рассказывает девушка. — Но потом брата в школе побили — мол, твой батя наших убивает. Я знаю, что не все там такие, некоторые мои друзья устроились нормально. Но нам не повезло. И мы уехали в Россию. Но там тоже не медом намазано. Вся семья работала на съемную квартиру. Плюнули и вернулись домой. Тут теперь нормально, наш район почти не бомбят».

Ночью, впрочем, жизнь в городе затихает. В 11 вечера наступает комендантский час, который, по рассказу бармена одного из донецких заведений, стали контролировать особенно строго после попытки взорвать памятник Ленину: если ночью кого-то ловят на улице — сажают на 15 суток. «И это еще не худший вариант, — продолжает мужчина. — Недавно в „Шахтер-плазе“ (один из ночных клубов Донецка — прим. „Медузы“) секретная вечеринка была — так ее накрыли „маски-шоу“. Всех вывезли чуть ли не на передок (передовая — прим. „Медузы“) и заставили золотую молодежь окопы рыть». 

На рубли

В переходное время, как его тут называли, в ДНР принимали доллары, евро, гривны и рубли. Даже в магазинах писали ценники во всех валютах. Теперь официально ДНР живет рублями (хотя на крупных предприятиях, которые торгуют и платят налоги Киеву, — например, на заводах, принадлежащих бизнесмену Ринату Ахметову, — по-прежнему выдают зарплату в гривнах).

В 2015 году был создан Центральный банк ДНР. Через него принимаются все коммунальные платежи и платятся налоги. Появились даже банкоматы, в которых можно снять деньги только с карточек ДНР.

У большинства, впрочем, карточек пока нет. В полдень у крыльца отделения республиканского ЦБ в Петровском районе — очередь к кассам, выходящая на улицу. Около 50 человек пытаются укрыться в тени трех деревьев и под навесом подъезда. Стоять придется до вечера. Светлана, поправляя козырек детской коляски, объясняет, что пришла получать пособие на ребенка — две тысячи рублей. «На что их хватит? Мамка сейчас стоит в очереди за гуманитаркой, огород у нас свой. Не сдохнем».

Многим гражданам формально полагались социальные выплаты и от Украины — но чтобы их получить, нужно было ехать на территорию, контролируемую киевскими властями; после начала торговой и финансовой блокады появились разнообразные схемы по обналичиванию этих денег («Медуза» подробно писала об этом год назад). Сейчас официальная киевская власть ужесточает условия оформления пенсии — чтобы ее получать, нужно жить на территории, подконтрольной Украине. В итоге пенсионерам приходится выживать на две-три тысячи рублей в месяц (батон хлеба в городе можно купить за 12 рублей; пакет молока — за 30; месячный проездной на городской транспорт обойдется в 150–200 рублей). 

Гуманитарная помощь многим приходится очень кстати (о том, как выживает население Донбасса, «Медуза» подробно писала). Один из главных ее поставщиков — лично Ринат Ахметов: за время войны в регионе было роздано почти девять миллионов «наборов выживания». «Мне раньше было стыдно в очереди за ними стоять, — рассказывает Андрей Витальевич. — Я все-таки доцент кафедры, не последний человек в городе когда-то был. Но человек ко всему привыкает».

Приходит в Донбасс и российская гуманитарная помощь — с начала конфликта в город отправились 54 «белых конвоя» (так их называют в Донецке). Впрочем, сокращаются расходы и здесь — как объяснили «Медузе» в Центре управления восстановления ДНР, по решению Захарченко с недавнего времени изменились категории населения, которым эта помощь полагается. Прежде всего наборы раздаются инвалидам, пенсионерам с минимальной пенсией (2100 рублей) и многодетным семьям. Сами конвои теперь приходят реже, примерно раз в месяц, а в июне КамАЗы до Донецка вообще не добрались по неназванным техническим причинам — помощь отправилась только в Луганск. Июльская колонна, впрочем, до ДНР доехала.

НКО из России: как деньги идут через границу

В Донецк и Луганск вместе с как бы нормальной жизнью возвращается и как бы нормальный бизнес. Предприниматели постепенно приспосабливаются к экономической блокаде.  

«Где есть блокада, есть и контрабанда. Идет она и на Украину, и в Россию, — объясняет владелец небольшого бизнеса Василий, который торгует как с Россией, так и с Украиной. — Плати 12 гривен за килограмм на блокпосту и вези сколько хочешь. Два года на этом вояки наживаются. Здесь [на стороне ДНР] стало сложнее давать на лапу на постах. А на Украине все берут. Представьте, целый мясокомбинат работает на контрабандном украинском мясе».

Бизнесмен Роман подтверждает: он спокойно отправляет грузы на Украину по железной дороге (ее, в отличие от автомобильных, не перекрыли, хотя несколько раз работа путей и останавливалась из-за бомбежек и забастовок). Точно так же, рассказывает он, туда идет уголь с предприятий Ахметова и шахт. «Они с нами воюют и покупают наш уголь. Вот вам и вся война», — заключает бизнесмен.

При этом между ДНР и ЛНР работает реальная таможня. Игорь из Енакиево, пытающийся возродить свой строительный бизнес, возмущается: «Представьте, чтобы отвезти товар в Луганск или привезти оттуда, мне его надо затаможить и растаможить, пройти две проверки. Власти пытаются со всего стрясти деньги! Дайте бизнесу подняться, отмените все налоги».

Донецкие бизнесмены с радостью переориентировались бы на Россию — но этому мешает ряд обстоятельств. Россия так и не признала самопровозглашенные республики, а банков, кроме собственных центробанков, в них нет.

Через ЦБ в Донецке и Луганске идут все социальные выплаты и зарплаты. Через них же люди платят за коммунальные услуги и перечисляют налоги. Бизнесмены открывают в этих банках счета и свободно переводят деньги внутри системы, то есть другим клиентам банка. Счет нужен и для того, чтобы получить разрешение на внешнюю экономическую деятельность. По рассказам бизнесменов, никто из них не держит все свои деньги в Центробанке, на этих счетах хранятся только средства, необходимые для оплаты заказов. Часть прибыли предприниматели обычно оставляют в банках на Украине и в России. 

Легальный путь «внешней» торговли ДНР и ЛНР идет через государство-посредник — Южную Осетию, признанную Россией и признавшую ДНР и ЛНР. Но этот способ долгий, забюрократизированный и неудобный. Более легкий предлагает реклама на улицах Донецка: «Импорт. Экспорт. НКО».

Схема устроена так, объясняет донецкий бизнесмен. Донецкая или луганская компания, чтобы торговать с Россией, должна оформить разрешение на внешнюю экономическую деятельность и открыть счет в Центробанке. У ее российских партнеров должен, в свою очередь, быть счет в «НКО в Ростове». Именно туда переводятся деньги со счетов в госбанках ДНР и ЛНР. 

В Донецке все уверены, что аббревиатура НКО расшифровывается как «некоммерческая организация». Называется эта «НКО», через которую идет торговля с Россией, «Центр международных расчетов». Основан «Центр» был действительно как НКО, но расшифровывается аббревиатура в данном случае как «небанковская кредитная организация» — такие компании могут выполнять отдельные банковские функции, но, например, не могут открывать вклады для физических лиц. «Центр международных расчетов» создали в Москве в 2015-м, а в апреле 2016-го он получил банковскую лицензию. 

Согласно данным Федеральной налоговой службы, единственный участник «Центра» — ЗАО «Форвард». Учредителем «Форварда», в свою очередь, значатся компании «РБК-ТВ» и «РБК-ТВ Москва», однако летом 2014 года холдинг РБК продал акции «Форварда» офшорной компании Gattico Holding Ltd., которой тогда владел. В декабре того же года Gattico Holding Ltd. выбыла из состава группы дочерних компаний РБК (пресс-секретарь РБК Егор Тимофеев подтвердил, что обе компании вышли из группы РБК во второй половине 2014 года «в рамках общей реструктуризации холдинга»).

Генеральным директором ЗАО «Форвард», согласно документам, с 1 апреля 2015 года является Вячеслав Мазурин. Он же неделей позже, 8 апреля, учредил «Центр международных расчетов» и стал председателем его совета директоров. По образованию Мазурин юрист, в 1981 году он закончил Высшую школу КГБ СССР имени Дзержинского; до того как возглавить «Форвард» и «Центр», Мазурин работал заместителем директора в крымской компании «Южный комфорт», отвечал за обеспечение безопасности компании.

Два других члена совета директоров ЦМР работали в Российском национальном коммерческом банке; там же трудилась половина членов правления компании. РНКБ — это один из главных банков, действующих в Крыму; «Медуза» подробно писала об этом в прошлом году. Изначально РНКБ принадлежал Банку Москвы, но после референдума о присоединении Крыма к России был продан из-за санкционных рисков. С января 2016 года банк стал государственным — теперь сто процентов его акций принадлежат Росимуществу.

Банковские отделения «Центра международных расчетов» находятся аккурат по границе непризнанных республик в России — в Новошахтинске, Гукове, Донецке (Ростовской области) и Таганроге. Центральный офис — в Москве. В Новошахтинском отделении, куда корреспондент «Медузы» позвонила, представившись предпринимателем из России, с вопросом, как возможны денежные операции с контрагентами из Донецка и Луганска, подтвердили, что для этого нужно открыть счет в их банке, на него деньги будут поступать из Центробанка ДНР. Этот же механизм с участием все того же «Центра международных расчетов» описали в ростовской фирме «Зеленый коридор», помогающей наладить торговлю между Россией и непризнанными республиками. При этом если человек или компания не хотят связываться с Донецком и Луганском напрямую, любой товар можно продать «Зеленому коридору», который потом оформит сделку с компанией в ДНР.

Как именно деньги перечисляются из центробанков непризнанных республик в российский банк, точно не ясно. На письменный запрос, отправленный «Медузой», «Центр международных расчетов» не ответил. В банке сказали, что запрос на рассмотрении и если руководство посчитает нужным, то свяжется с корреспондентом; до этого момента просили больше не звонить.

Российские эксперты, аудиторы и юристы предпочитают не комментировать эту тему — по крайней мере под собственными именами.

«Единственный вариант — это перевозка денег наличными, — рассказал „Медузе“ российский финансовый эксперт, пожелавший остаться неизвестным. — То есть если раньше бизнесмены сами перевозили кэш в чемоданах через границу, то теперь это, скорее всего, делается организованно и под охраной».

Это предположение высказывает и Марина Емельянцева, юрист бюро «Деловой фарватер». «Напрямую российский банк вряд ли откроет счет в ЦБ ДНР, но вот открывать счета предпринимателям из ДНР российские банки вполне могут, — рассуждает она. — Деньги же переводить с российских на донецкие счета и обратно получится только через наличность — получить в одном банке и отвезти в другой».

Судя по финансовому отчету «Центра международных расчетов», за восемь месяцев 2015 года активы компании, тогда еще представлявшей собой небанковскую кредитную организацию, составляли почти 11 миллиардов рублей. Аналитик сайта Banki.ru Александр Кудрявцев отмечает, что банк живет за счет межбанковских кредитов, но от кого именно — неизвестно. «Весь объем средств привлечен от банков-нерезидентов, однако конечных контрагентов банк в своей отчетности не раскрывает», — указывает эксперт.

По данным компании «Интерком-Аудит БКР», по итогам 2015 года, когда у «Центра международных расчетов» еще не было банковской лицензии, риск на одного заемщика (норматив Н6) у «Центра международных расчетов» составлял 227%. По правилам ЦБ, он не должен превышать десяти процентов — но это правило касается банков и не распространяется на небанковские кредитные организации. 

Национализация

Несмотря на все трудности, на прилавках в Донецке дефицита нет. Ассортимент сравнительно бедный, но купить можно все. Алкоголь идет уже с акцизами ДНР. В Луганске часть продуктов отмечена этикеткой «Сделано в ЛНР». Сигареты завозят из Украины, России и Болгарии (болгарские — самые дешевые). В городе появились государственные магазины — например, сеть «Первый республиканский супермаркет». Забрала себе администрация республики и пустующие магазины международной сети Metro — соответствующее постановление Захарченко подписал 31 мая, вскоре на их месте появится государственная сеть «Мост».

Над развивающимся местным бизнесом — да и над минскими договоренностями — сейчас нависла угроза в виде закона о национализации — Народный совет ДНР его уже принял, но Александр Захарченко документ пока не подписал. По идее, в этом законе должен быть прописан механизм национализации имущества и предприятий, которые до войны принадлежали государству и бизнесменам. Но что именно написано в документе — неизвестно, текст до сих пор не вывешен на сайте парламента, несмотря на то что депутаты его уже приняли.

«Это мощнейшее оружие в руках Захарченко, — объясняет бывший член Партии регионов из Донецка, попросивший не раскрывать его имя. — Власти Украины должны понимать, что, если не пойти навстречу ДНР, это оружие выстрелит. Национализированы будут предприятия олигархов, и претензии бизнес будет высказывать именно Киеву».

Пока национализация происходит под названием «введение временной государственной администрации»: по словам донецких чиновников, она вводится на неработающих предприятиях, владельцы которых покинули республику. С Metro произошло именно так, как и c тремя заводами, двумя автовокзалами, тремя диспетчерскими пунктами, одной стоматологической клиникой и 21 автостанцией. И это только с мая 2016 года. Помимо прочего, временно администрировать правительство ДНР теперь будет Горловский машиностроительный завод, ранее принадлежавший структурам Рината Ахметова, и Донецкий электрометаллургический, актив российской компании «Мечел». На сайте последней говорится, что компания в случае необходимости «предпримет все меры для защиты своих прав и интересов в установленном законом порядке». 

Параллельно в республике полным ходом идет национализация рынков, которая предусмотрена законом о рыночной деятельности. До войны в Донецке было более двух десятков рынков. Часть из них уже национализирована, вся арендная плата будет перечисляться в госказну. В Народном совете даже есть отдельная комиссия по этому вопросу, которая должна разработать механизм исполнения и решать спорные случаи.

Продолжается этот процесс уже год, рассказывает Виктор Степанов, директор рынка «Маяк»; отнятые рынки передаются госпредприятию «Рынки Донбасса». «Прежде всего забирали у тех, кто во время войны уехал, — объясняет он. — С нами было сложнее, мы не уезжали, торговали во время бомбежек. Раньше у нас были мелкие рычаги в правительстве, удавалось избежать проблем». Теперь же парламентская комиссия рассматривает вопрос о национализации и рынка, принадлежащего Степанову, — причем самого владельца на заседание не пустили. Он уверен, что его бизнес заберут — несмотря на то что все документы у Степанова, по его заверению, в порядке. «Нам говорят, мол, выплатят компенсацию, — жалуется он. — А кто и по каким ценам будет давать оценку?» Полковник Сергей Завдовеев с позывным Француз, теперь председательствующий в той самой комиссии по национализации рынков, уверяет, что компенсации будут адекватными.

«У нас сейчас идет война, — объясняет Завдовеев. — Формируется молодое государство. Чтобы мы могли функционировать, надо, чтобы заработали предприятия. 80% собственников уехали на Украину и финансируют АТО. Предприятия брошены, разваливаются, их грабят мародеры. Мы существуем на гуманитарные средства. Но эти деньги могут закончиться. Мы не должны быть дармоедами и сидеть у кого-то на шее».

Реконструкция

Человек, ответственный за восстановление разрушенного войной региона, Сергей Наумец, вернулся в Донецк из Сочи — где, по собственным словам, занимался в том числе строительством олимпийских объектов. В России по-прежнему живет его семья.

В ДНР Наумец возглавляет министерство строительства, которое занимается послевоенным восстановлением региона. Как рассказывает чиновник, первым делом ремонтировали коммуникации и объекты социального значения. Сейчас идет вторая очередь восстановления — полторы тысячи объектов. Стройматериалы — тоже гуманитарная помощь, приходящая из России. Наумец отказался называть общую стоимость работ, сказав только, что в среднем строительство квадратного метра частного дома составляет 30 тысяч рублей. (О финансах в Донецке вообще говорить не любят. На письменный запрос в министерство финансов с вопросом, какой у республики бюджет, пришел ответ: «Социально ориентированный».) 

Местные бизнесмены говорят, что участие в восстановлении объектов — один из самых реальных шансов заработать в ДНР. Строительством занимается генподрядчик — трест «Донбасстрой» — и его субподрядчики. Работают быстро — скажем, школу № 50 отремонтировали за месяц, хотя повреждения были серьезные. «Мы все стараемся: во-первых, надо город в порядок приводить; во-вторых, за нами наблюдают российские кураторы. А вдруг потом к себе пригласят работать? — рассказывает директор одной из строительных фирм, попросивший не называть его имени. — Сам трест донецкий, а над ним стоит российская компания, которая, по сути, им управляет. Мы же понимаем, что развития не будет. Строится все из российских материалов, на российские средства. На этом зарабатывают российские предприятия, а наша экономика не получает почти ничего. Вот закончится восстановление — и все, строек еще долго не будет. Надо уезжать. У меня сын маленький, гражданином какого государства он будет? Непризнанного?»

При всех быстрых темпах восстановления до полного возвращения к нормальной жизни Донецку еще далеко. Например, в Октябрьском районе, который вплотную примыкает к Донецкому аэропорту, почти нет домов, не пострадавших от бомбежек, — и когда власти доберутся до них, сказать трудно. Руины зарастают травой и цветами; на асфальте — чернильные пятна от шелковицы, которую некому собирать. В какой-то момент корреспондента «Медузы» отвлекают молодые люди в военной форме. Дальнейшая прогулка происходит в их сопровождении — они следят, чтобы в объектив камеры не попала знаменитая девятиэтажка, которая стоит у самого аэропорта; самое высокое здание в округе и выгодная боевая позиция. Один из солдат, представившийся Виталием, говорит, что приехал в Донбасс из Челябинска: завел роман с девушкой из Горловки, «приехал посмотреть, что за война происходит», да так и остался. 

На улице Стратонавтов в том же районе из жителей остались только две семьи — бабушки-близняшки и брат с сестрой, которые тут же похоронили отца. Остальные приезжают разгребать развалины и сажать огород — среди разрушенных бомбежками развалин то и дело попадаются ровные выполотые грядки.

Специалисты Донецкой дирекции капитального строительства, которая подчиняется минстрою, уже два года ездят по таким районам, описывают разрушения, считают, сколько стройматериалов требуется для восстановления. Впрочем, как сообщает ведущий специалист дирекции Лариса Пулина, даже когда дело дойдет до ремонта, власти восстановят дома только по периметру — залатают крышу, заделают стены, вставят окна. Остальное гражданам придется делать самим.

Проект «Новороссия»

Регулярную армию, которую здесь официально называют Народной милицией, в ДНР начали формировать еще в конце 2014 года — но на подчинение всех добровольческих батальонов и отрядов новым административным структурам ушло время, окончательно армия сформировалась в 2016-м. По словам бойцов разных подразделений, с которыми удалось поговорить «Медузе», присоединение батальонов не всегда проходило гладко, многие командиры пытались устраивать бунты. Правила для журналистов тоже изменились. Времена, когда можно было просто приехать на передовую, поговорить с командиром и спокойно работать, позади. Приказ не пускать журналистов на передовую без особого разрешения вышел несколько месяцев назад; доступ для независимой прессы в республику затруднен, за последний год репортерам в ДНР неоднократно отказывали в аккредитации («Медуза» писала об этом).

«Надо было навести порядок в войсках, — комментирует армейскую реформу лейтенант с позывным Граница, до войны бывший бизнесменом. — И помогают нам в этом россияне. Только в этом. Присылают своих специалистов. Рассказывают, как правильно делать. У нас многие [солдаты] не подготовлены. Не знают тактико-технических данных оружия, тактики боя. Сейчас мы на полигонах это отрабатываем. Записываем, у нас и планшеты есть. Потом рассказываем своим [подчиненным]».

Разговор происходит в частном доме неподалеку от Донецкого аэропорта, где расквартировано отделение Границы. Когда-то здесь была богатая дача, теперь стоит закопченная буржуйка, в углу возле двери выстроены автоматы. От этого расположения до передовой — не больше двух километров, но днем никто не стреляет: на солнце под 50 градусов жары. «На танке яичницу можно жарить», — смеются солдаты. Орудия просыпаются ночью. Это слышно даже в центре города. Местные по звуку понимают — «прилет» или «улет», аэропорт бомбят или Старомихайловку. На редкие, одиночные взрывы уже никто не обращает внимания, но в последнее время все чаще бывают неспокойные ночи, когда непрерывные канонады не дают заснуть, — и жители Октябрьского района, и солдаты подтверждают, что летом 2016 года стрелять стали чаще. 

Еще ближе к фронту — расположение старшего лейтенанта, представившегося Петровичем. Еще чуть дальше — передовая, от которой до украинских солдат всего 400 метров. Рядом с окопами растут огурцы и помидоры — уходить с позиций в ближайшее время явно никто не собирается.

«Вот в Англии „Брекзит“ устроили или как его там, — рассуждает Петрович. — И весь мир решение народа уважает, войска никто не ввел. Шотландцы проголосовали на референдуме — и тоже все нормально. А почему наш референдум никто не уважает?» 

Стороны не могут договориться даже о названии войны: в ДНР и ЛНР ее называют гражданской, в Киеве — отечественной. Самый распространенный аргумент в Донецке, к которому прибегают солдаты на фронте, и женщины на лавочке, и политики, — в том, что это киевская власть пришла насаждать в регион свои порядки после «Евромайдана». В Киеве же Донбасс считают оккупированной Россией территорией.

Главный вопрос для населения ДНР — почему Россия не присоединяет к себе Донбасс. Весной 2014 года те, кто выходил на митинги в поддержку независимости, были уверены в том, что регион ждет та же судьба, что и Крым. Даже сейчас таксист пересказывает слухи, что в России уже изготовлены автомобильные номера для нового региона. Но надежды на крымский сценарий все меньше и меньше.

Денис Пушилин, руководитель Народного совета ДНР, дипломатично обходит эту тему. «Да, в 2014 году многие хотели присоединения к России, — говорит Пушилин. — И наверное, это было бы правильно. Но Россия не нарушает норм международного законодательства. Если брать Крым, то с точки зрения норм права все было грамотно. С нами же другая история, поэтому мы с самого начала проводили референдум не о присоединении к России, а о суверенитете».

«Сейчас у нас остаются варианты быть в составе Украины, но в формате не федерации, а скорее конфедерации, — рассуждает Пушилин. — Перед нами стоит цель переформатировать всю Украину. А пока мы строим такую республику, которая будет примером для всех остальных регионов».

Официальные лица ДНР ждут от Киева закона об особом статусе Донбасса, о децентрализации, а самое главное — о всеобщей амнистии. Правда, даже в случае принятия последнего закона мало кто в регионе будет уверен в своей безопасности. «Если придут киевские власти, это для нашего региона смерти подобно, причем в буквальном смысле, — говорит Пушилин. — Я имею в виду и мирное население, а нас, кто находится у власти, сразу можно вынести за скобки».

Основатель движения «Донецкая республика», появившегося еще до событий 2014 года, один из лидеров так называемой «Русской весны», а теперь чуть ли не оппозиционер Андрей Пургин предлагает рассматривать ситуацию в Донбассе как часть «цивилизационного тупика», но считает, что регион не должен отказываться от «мечты о воссоединении с Россией». «Есть такое понятие — коэффициент связи регионов. Так вот у Крыма он был в 8–10 раз меньше, чем средний по Украине, а у Донбасса выше, чем даже у всех остальных, — объясняет он. — Поэтому повторения крымского сценария быть не могло. Да, я подписывал документ с призывом к России о присоединении, но это была декларация».

Главную проблему ДНР политик объясняет афоризмом «либо трусы надень, либо крестик сними». На его взгляд, попытка администрации республики централизовать власть приводит к бюрократическому параличу. «Министерства лишают органы местного самоуправления полномочий, а сами ничего не делают. Вот ничего и получается, — негодует Пургин. — Я даже не могу сказать, что кто-то из министров плохой, потому что плохая — система. Мы, с одной стороны, воюем, а с другой стороны, пытаемся доказать, что у нас мирная жизнь. У людей когнитивный диссонанс: почему у нас не запретят ночные клубы, если мы воюющее государство? Почему между Донецком и Луганском стоит таможня и у тебя дважды проверяют паспорт и сумки? Люди не за этим выходили на улицы. У нас берут кальку российского госаппарата и пытаются реализовать ее на микроскопической территории, где идет война».

Мыслями по поводу «построения парадигмы дальнейшего пути» Пургин делится на всевозможных встречах и форумах, которые проходят чаще всего в России. С руководителями ДНР он общается мало.

Донецкий курорт

От Донецка до поселка Седово — 130 километров, но на машине этот путь занимает почти три часа. Дорога полностью разбита. Так было и до войны, вот только до войны сюда почти никто не ездил — донецкие отдыхали за границей, в Бердянске или в Крыму.

Теперь Седово — главный и единственный курорт в двух непризнанных республиках, выход к Азовскому морю. Почти на каждой калитке тут висит объявление «Мест нет». В бывшем сарае располагается двухместный «номер» — 200 рублей в день за койку, 400 — за все помещение, удобства — во дворе. Сараи, курятники, навесы и чердаки тоже переоборудуют под размещение гостей. Для жителей Седово, где практически не осталось работы, нынешний курортный сезон — спасение.

Есть в Седово и санатории — но путевка в самый приличный из них, «Металлург», стоит почти 12 тысяч рублей на человека за десять дней; большие деньги для Донецка и Луганска. Можно снять комнату в пансионате попроще — из тех, что только расконсервировали после того, как они годами ветшали без посетителей. Двухместный номер — 600 рублей, душ на этаже, вода по расписанию.

Дети с визгом прыгают в море с проржавевших причалов, в тени прогнивших рыбачьих лодок отдыхают люди. На каждом пляже стоят палатки с мороженым, соком и пивом.

«Это первый раз за два года войны, когда мы смогли выехать отдыхать, — рассказывает поселившаяся в частном секторе Светлана из Енакиево. — Дети заснуть не могли. Говорят, слишком тихо, ничего не взрывается вокруг».

Развлечения здесь тоже сделаны на скорую руку: аттракционы для детей, тиры для взрослых. Популярные мишени — портреты Яценюка, Порошенко, Тимошенко и Обамы. «Видите, живого места нет, — смеется хозяин тира. — Правда, недавно один дед пришел и говорит: а мне портрет Путина повесь, я в него стрелять буду». 

Бывшие ополченцы, а теперь народные милиционеры тоже отдыхают в Седово. Дважды сюда приезжал и Александр Захарченко, о чем тут же сообщали местные телеканалы. «Раньше ополченцы устраивали шоу, напивались, стреляли, в общем, безобразничали, — рассказывает официантка одного из баров. — Сейчас все угомонились. Оружия не носят. Бывает, какие-нибудь командиры приезжают, а с ними вооруженная охрана».

Как и в Донецке, в Седово чтут комендантский час. Нарушителей отвозят ночевать на блокпост в Новоазовск, утром отпускают. Поэтому веселиться тут начинают рано.

На закате люди с пляжа перемещаются на улицу, где друг за другом располагаются бары. Рядом загорелые дети жуют разноцветную сладкую вату.

Вход в ночной клуб «Майями» — 50 рублей для девушек, 100 для мужчин. В глаза бьет светомузыка; посетители — девушки в коротких платьях и женщины постарше, молодые люди в гражданском — берут в баре коктейли и пиво; танцуют; кто-то уже пытается залезть на помост. Диджей перекрикивает музыку: «ДНР! Седово! Я не вижу ваших рук!» — и заводит «Itʼs My Life» Бон Джови.

Отдельно от других танцует мужчина в военной форме, окруженный вооруженной охраной. В такт громыхающего припева он истово выкрикивает: «Дэ! Нэ! Эр!»