Как в России появилась рыночная экономика Российский бизнес с точки зрения науки: проект «Медузы» и бизнес-школы СКОЛКОВО. 1990-1995 годы

В предыдущем эпизоде совместного проекта с бизнес-школой СКОЛКОВО «Медуза» рассказывала о том, как во времена перестройки в СССР фактически появился институт частной собственности, предоставивший некоторую свободу для частной инициативы и предпринимательства. Теперь речь пойдет о том, как был запущен полноценный переход к рыночной экономике и что из этого получилось.

К 1990 году экономическая ситуация в СССР резко ухудшается. На фоне падения нефтедобычи и нефтяного экспорта нарастают проблемы с валютой, за которую СССР покупал продовольствие за рубежом. Союзное руководство все больше теряет контроль над ситуацией: дефицит на потребительском рынке растет, расширяется круг нормируемых товаров, возникают проблемы с продовольственным снабжением. Некоторые экономисты утверждают, что в стране существовала реальная угроза голода. В 1991 году Советский Союз распадается, а новому руководству страны приходится в сложной ситуации осуществлять посткоммунистический переход.

Правительство Егора Гайдара, существовавшее c ноября 1991 года по декабрь 1992 года, создало базовые институты рыночной экономики: свободу ценообразования, конвертируемую валюту, — а также провело массовую приватизацию. В ноябре 1991 года была отменена монополия государства на внешнюю торговлю, а в начале 1992 года была осуществлена либерализация цен. Тогда же был издан указ о свободе торговли, что позволило гражданам легально продавать товары с рук.

Программу реформ для команды Гайдара разрабатывали с участием западных экономистов, как рассказывал один из ближайших соратников Гайдара Петр Авен — президент и совладелец Альфа-банка с 1994 года. Группу экономических советников первого президента России Бориса Ельцина возглавил Джеффри Сакс, едва ли не самый известный мировой экономист. В 1990 году у Сакса в соавторстве с Дэвидом Липтоном вышла работа, основанная на дискуссиях о приватизации в Польше.

В марте 1992 года в России началась «малая» приватизация, затронувшая предприятия сферы услуг, торговли, бытового обслуживания и так далее. Они передавались либо тем, кто ими фактически управлял, либо разыгрывались на аукционе. По некоторым данным, уже к 1 ноября 1994 года около 70% малых предприятий было приватизировано. Бывший ректор Российской экономической школы Симеон Дянков, долго проработавший во Всемирном банке, в совместном с исследователем Андерсом Ослундом сборнике статей «Великое возрождение» отмечает, что эмпирические исследования, проведенные ЕБРР, показали эффективность приватизации с точки зрения повышения производительности труда.

В бизнесе было много незанятых рыночных ниш, что благоприятствовало развитию частного предпринимательства в начале 1990-х годов, считает Александр Чепуренко из Высшей школы экономики. К тому же для входа на рынок финансовые барьеры не были высокими, а регулирование еще не было развитым, что снижало административные издержки. С другой стороны, доступ к заемному капиталу был сильно ограничен. Как правило, финансирование можно было получить только на короткое время и от аффилированного банка, поэтому развитие такого бизнеса ограничивалось собственной прибылью.

Предпринимательство того времени можно охарактеризовать следующей схемой:

• — интегрированные бизнес-группы (ИБГ), имеющие связи в государственном аппарате;
  
• — крупные квазичастные и, как правило, убыточные предприятия (несколько тысяч);
  
• — микро- и малое частное предпринимательство, зарабатывающее на удовлетворении простейших нужд населения.
  

С распадом Советского Союза многие хозяйственные связи были утрачены, поэтому банки, торговые дома, управляющие компании, которые могли заниматься маркетингом, поиском партнеров, формировать технологические цепочки, были очень востребованы в начале 1990-х годов, пишет в своей книге «Российский крупный бизнес: первые 15 лет» Яков Паппэ. У большинства предприятий, существовавших в рамках плановой экономики, для этого не было ни технологий, ни опыта, ни кадров. Эти структуры, ставшие одним из источников формирования крупного российского бизнеса в это время, часто претендовали на крупные доли собственности, что приводило к созданию ИБГ.

В августе 1992 года началась массовая (ваучерная) приватизация средних и крупных предприятий. Тогда большое число известных западных экономистов принимало участие в исследовании и разработке рекомендаций для проведения реформ — в том числе и ваучерной приватизации — в России и других посткоммунистических странах.

Важный вопрос, обсуждавшийся исследователями приватизации на примере стран с переходной экономикой, — ее скорость. Как писали в своей работе «Ваучерная приватизация» Максим Бойко, Андрей Шлейфер и Роберт Вишни (в то время работавшие в Российском центре приватизации, Гарвардском и Чикагском университетах соответственно), последовательная приватизация по результатам торгов была бы слишком медленной, в то время как массовая приватизация сделала транcформацию необратимой. Проблема с последней заключалась в том, что, если приватизация государственного имущества плохо проведена, это может вызвать массовое недовольство ее итогами, говорится в исследовании бывшего ректора РЭШ Сергея Гуриева и Уильяма Меггинсона из Университета Оклахомы, одного из ведущих мировых исследователей приватизации. 

Во всех посткоммунистических странах к итогам приватизации относятся отрицательно, как показал опрос «Жизнь в переходный период», проведенный в 2006 году Всемирным банком и ЕБРР. В России почти половина респондентов высказалась за ренационализацию компаний (см. таблицу ниже). Группа экономистов во главе с Ириной Денисовой из ЦЭФИР пришла к выводу, что кроме негативного личного опыта на отношение к приватизации влияет качество институтов — частной собственности и демократии — и качество госуправления.

На отношение к приватизации в посткоммунистических странах повлияли ценностные установки. Как писал Егор Гайдар в своей книге «Гибель империи», в большинстве стран бывшего Советского Союза и Восточной Европы государство имеет длительную историю доминирования в экономике, начавшуюся еще до коммунизма. В результате в этих странах уровень доверия к предпринимательству и частной инициативе невысок. Пол Довер и Андрей Маркевич из РЭШ эмпирически выявили, что у недовольства приватизацией есть исторический аспект. Они пришли к выводу, что в тех регионах бывшего СССР, где отмечалось большое сопротивление аграрной реформе Петра Столыпина 1905 года еще в царской России, меньшее количество респондентов поддерживает приватизацию 1990-х годов. 

Приватизация должна была происходить постепенно, по мнению некоторых известных западных исследователей — например, Яноша Корнаи, Джозефа Стиглица и Жерара Ролана, — перечисляет Дянков. Так, по их предположениям, можно было бы избежать политического противодействия реформам, а государство смогло бы отбирать более ответственных собственников.

Основатель инвестиционной компании «Тройка Диалог» Рубен Варданян, специально для «Медузы»: 

— Еще до окончательного распада Советского Союза создавалось очень много бирж, в основном товарных. Людей обуревала жажда легких денег и страсть к сомнительным операциям. На биржах торговалось огромное количество акций, но все это плохо пахло.

25 декабря 1990 года вышло постановление о российском фондовом рынке, а уже 18 января 1991 года Минфин РСФСР зарегистрировал инвесткомпанию «Тройка Диалог». Такая скорость регистрации объяснялась просто: Борис Федоров, бывший тогда министром финансов, вместе с Петром Дерби, основателем «Тройки», пытались организовать выпуск первых отечественных государственных долговых бумаг. Можно было зарегистрироваться и быстрее, но в Московской регистрационной палате посчитали, что первый вариант устава «Тройки» не соответствовал закону об акционерных обществах. Это было смешно, так как Петр был одним из тех, кто писал этот закон.

В то время в нарождающейся индустрии среди профессионалов, понимающих, что такое фондовый рынок, доминировали два подхода. Первый можно выразить словами одного очень известного банкира. Я хорошо помню, как он сказал: «Мы в джунглях. У меня есть автомат, а у них луки и стрелы. Пока есть автомат, я буду максимально им пользоваться. Когда у меня патроны кончатся или когда они придумают автомат, тогда будем по-другому разговаривать». Мы же придерживались другого подхода — установить понятные правила игры для всех. Мы считали, что, соблюдая правила игры, ты будешь больше зарабатывать.

Для «Тройки» фондовый рынок начался с момента появления ваучеров. Так, в 1994-м мы проинвестировали для иностранцев 2,5 миллиона ваучеров. До этого работа на рынке представляла собой в большей степени консультирование, обучение и самообучение. А в 1993-м наряду с ваучерами были созданы первые фонды, рыночные процессы стали очень динамично раскручиваться — и началась настоящая работа. Потом было много споров о том, каким должен быть рынок, как его строить, но первоначальный толчок дали именно ваучеры. Казалось, что процесс формирования фондового рынка уже необратим. На самом деле это, конечно, было не так.

В следующем эпизоде

Вторая волна приватизации, вызвавшая еще больше недовольства, — залоговая, которая привела к появлению крупных промышленно-финансовых групп и влиятельных бизнесменов.