Полезно для карьеры Почему в России все чаще преследуют за государственную измену

В конце января 2016 года в Краснодаре был оглашен очередной приговор по статье 275 УК РФ — государственная измена. 12 лет тюрьмы получил авиадиспетчер Петр Парпулов, разгласивший за границей неизвестные сведения. До начала российско-украинского конфликта по этой статье осуждались три-четыре человека в год. Теперь статья о госизмене стала популярной — только в 2015-м шло расследование двух десятков дел. При этом волна шпиономании накрыла Россию не в первый раз — предыдущая пришлась на конец 1990-х — начало 2000-х годов, в период, когда ФСБ наращивала свое влияние. По просьбе «Медузы» журналистка «Новой газеты» Вера Челищева сравнила прежние дела с нынешними — и поговорила с их фигурантами. 

Шпиономания

В конце января 2016 года Краснодарский суд в закрытом режиме приговорил к 12 годам строгого режима еще одного человека по статье 275 УК РФ — государственная измена. Суд решил, что 60-летний авиадиспетчер из Сочи Петр Парпулов в 2010 году, находясь на отдыхе за границей, разгласил государственную тайну. Какую именно — как обычно неизвестно: все дела по 275-й носят гриф «секретно». Адвокаты Парпулова говорят, что какой-либо состав преступления в деле отсутствовал — разглашенные сведения находились в открытом доступе, в частности, на сайте газеты «Красная звезда». 

Родственники авиадиспетчера еще до приговора обращались с письмом к президенту Владимиру Путину с просьбой хотя бы изменить меру пресечения на домашний арест — мужчина страдает сердечной недостаточностью и гипертонией. Реакции не последовало. Прокуратура требовала приговорить подсудимого на 13 лет, суд учел его пенсионный возраст и сбавил один год.

В течение 2014-2015 годов стало известно о более чем двух десятках фигурантов подобных дел. Среди них самые разные люди — многодетные матери, служащие Черноморского флота, бывшие руководители режимных предприятий и оборонных заводов, сотрудники ГРУ, полицейские. Громкое дело Светланы Давыдовой, которую хотели посадить за звонок в посольство Украины, было прекращено за отсутствием состава преступления. Однако благодаря резонансу вокруг него удалось выяснить, что таких дел — много, а узнать о них невозможно ничего — следствие и процессы идут в закрытом режиме.

В августе 2015 года «Медуза» рассказывала о людях, ставших обвиняемыми в госизмене с начала конфликта на юго-востоке Украины. К февралю 2016-го часть из них осуждены, большинство ожидает суда.

Так, бывший сотрудник МВД Роман Ушаков получил 15 лет строгого режима за передачу сотрудникам ЦРУ секретной информации — шифра телеграммы МВД — за вознаграждение в сумме 37 тысяч евро. По версии следствия, для выхода на связь с ЦРУ Ушаков использовал легендарный «шпионский камень».

Бывший директор украинского завода «Знамя», 73-летний Юрий Солошенко получил шесть лет за шпионаж в пользу Украины (якобы незаконно приобретал секретные комплектующие к ЗРК С-300, предназначавшиеся «для восстановления средств ПВО Украины»). Бывший старший научный сотрудник 1-го ЦНИИ кораблестроения и вооружения ВМФ Владислав Никольский в конце 2015 года получил восемь лет строго режима за шпионаж в пользу Украины — передал украинской стороне техническую документацию на десантный корабль на воздушной подушке «Зубр», разработанный в конце 1970-х в ленинградском конструкторском бюро «Алмаз», а также засекреченный каталог наименований стандартов военных кораблей СССР.

Ожидает суда бывший сотрудник отдела внешних церковных связей (ОВЦС) Московского патриархата Евгений Петрин, задержанный в 2014 году по обвинению в госизмене в пользу США. Сам он себя называл капитаном ФСБ, работавшим «под прикрытием» в ОВЦС. В ФСБ Петрин действительно служил — с 2011-го по 2013-й, после чего устроился в ОВЦС. Родные задержанного утверждали, что ему удалось раскрыть агентурную сеть внутри РПЦ, работавшую в интересах США «на раскол русской и украинской церкви». Собранной информацией на Лубянке не заинтересовались, зато самого Петрина задержали.

Продолжают ждать суда обвиненный в госизмене гражданин Литвы Евгений Матайтис (по данным ФСБ, собирал сведения о вооруженных силах России), 74-летний преподаватель МГТУ Владимир Лапыгин, а также жители Краснодарского края Нахаткян и Кесян, о которых неизвестно ничего, кроме их фамилий.

В числе новых осужденных по 275-й статье на конец 2015 года — подполковник запаса Балтийского флота Федор Борискин, получивший 12 лет строгого режима за шпионаж в пользу Польши. Физик Валерий Селянин приговорен к 15 годам строгого режима за то, что якобы оказывал иностранным гражданам «консультационную или иную помощь», направленную против безопасности РФ. Хотя даже государственный адвокат по назначению, представлявший интересы Селянина, заявлял, что в деле «нет ни состава, ни события преступления». 

Главный инженер одного из научно-производственных комплексов Москвы Максим Людомирский получил девять лет строгого режима за «передачу секретных сведений иностранному государству». Бывший сотрудник подмосковного полицейского главка, полковник полиции Евгений Чистов — 13 лет строгого режима за «госизмену в форме шпионажа» (по версии ФСБ, «из корыстных побуждений инициативно установил контакт с ЦРУ США», а затем, будучи завербованным американской разведкой, в течение трех лет собирал и передавал за деньги доступные ему по службе сведения, составляющие государственную тайну). Бывший радиоинженер ГРУ Геннадий Кравцов осенью 2015-го был приговорен к 14 годам строгого режима за то, что через несколько лет после увольнения из ГРУ послал резюме в Швецию. Суд установил, что переданные им сведения составляют гостайну. Помимо этого на 12 лет колонии был осужден гражданин РФ Виктор Шура, о его деле неизвестно вообще ничего.

Восемь лет — достаточно гуманно

Причины происходящего, по всей видимости, следует искать не в активизации работы зарубежных разведок в России, а в принятых в 2012 году поправках в 275-ю статью УК, согласно которым государственной изменой считается не только разглашение гостайны, но и оказание «консультационных услуг представителям иного государства». Судя по тому немногому, что известно о делах по 275-й, потенциальному преступнику вовсе не обязательно быть носителем гостайны и располагать секретными сведениями — достаточно просто общаться с иностранцами.

В делах о госизмене, о которых почти каждую неделю отчитываются СК и ФСБ, есть одна схожая черта: получить право на полноценную защиту обвиняемые и подсудимые в большинстве случаев не могут. В этих делах часто работают адвокаты по назначению, которые обычно выступают на стороне следствия и склоняют подзащитных к признанию вины.

Адвокат Андрей Стебенев, защищавший поначалу Светлану Давыдову, впоследствии был лишен адвокатского статуса — за оказание некачественной помощи своей подзащитной. Куда меньше известно, что Стебенев был первым адвокатом еще одного осужденного за госизмену — пославшего в Швецию резюме Геннадия Кравцова. В присутствии этого адвоката Кравцов, как и Давыдова, дал признательные показания. Он отказался от них после вступления в дело адвокатов по соглашению, но от 14-летнего срока это его не спасло.

73-летнего Юрия Солошенко даже на суде представлял адвокат по назначению — родные не смогли совладать с давлением следствия, навязавшего Солошенко назначенного защитника.

«Мы не будем обжаловать приговор. Восемь лет лишения свободы в колонии строгого режима — достаточно гуманное наказание», — эту фразу сказал журналистам Андрей Рюмин, назначенный адвокат осужденного бывшего сотрудника 1-го ЦНИИ кораблестроения и вооружения ВМФ Владислава Никольского.

Еще одно общее для всех этих дел явление: адвокаты часто не знают, как защищать своих клиентов. В обвинении может отсутствовать перечень сведений, которые составляют государственную тайну. Сам перечень этих сведений также является тайной и скрывается от адвокатов. Но именно на нем основывается обвинение.

Все суды идут в закрытом режиме, а с защитников берут подписку о неразглашении под угрозой привлечения к ответственности по статье 283 УК (разглашение государственной тайны). Следователи, по словам адвокатов, оказывают давление на родственников обвиняемых, требуя не общаться с журналистами.

Шпионы первой волны

Опрошенные «Медузой» адвокаты и бывшие фигуранты дел по 275-й статье полагают, что уровень шпиономании возрастает в «смутные времена» экономических кризисов и локальных конфликтов. Первый всплеск уголовных дел по госизмене начался в России в конце 1990-х годов.

«ФСБ подчеркивает свою нужность одним способом — ловит шпионов. Притом что на деле их почти нет. Поэтому, кстати, нет и открытых судебных процессов по таким делам, — говорит военный журналист Григорий Пасько. — И объективно этим шпионам взяться неоткуда: во все времена их искали в разведке и в контрразведке — внутри самих спецслужб. А за деятельностью ученых в институтах и так следят специальные отделы».

В 1997 году капитан 2-го ранга Пасько параллельно с работой в газете Тихоокеанского флота «Боевая вахта» сотрудничал за гонорары с приморским бюро японской телекомпании NHK, а также с японской газетой «Асахи». Уголовное дело в отношении него возбудило УФСБ по Тихоокеанскому флоту — журналиста обвинили в передаче японцам за деньги секретных сведений об обороноспособности России. В 2001-м суд признал Пасько виновным и приговорил к четырем годам лишения свободы.

«Все, включая чекистов, знали, что никакой я не шпион, — говорит Пасько. — Но нужен был факт осуждения журналиста за то, что он не послушался ФСБ и лез расследовать то, что не нужно — радиоактивные отходы, списанные корабли, коррупцию в командных эшелонах ВМФ. Даже Путин, когда мы с ним встречались в ноябре 1999 года, сказал: конечно, разглашения гостайны не было, но ведь был нарушен приказ министра обороны (Пасько имеет в виду приказы № 010 и № 055 последнего министра обороны СССР Дмитрия Язова — о запрете военнослужащим общаться с иностранцами и о сведениях, подлежащих засекречиванию в армии — прим. „Медузы“). Юристу Путину так никто и не объяснил, что закон выше приказа. И что закон в том случае нарушен не был».

Адвокат Михаил Трепашкин в беседе с «Медузой» причиной волны шпионских дел в 1990-е называет то, что в силовые ведомства в это время пришли новые люди, которые не разбирались в вопросах государственной тайны. Этим понятиям будущих юристов и чекистов хорошо учили во времена СССР, но не в новой России, отмечает он.

Бывший сотрудник КГБ и ФСБ Трепашкин — один из тех, кто утверждал, что спецслужбы причастны к взрывам домов в Москве и Волгодонске в 1999 году. На этой же версии настаивали, к примеру, бежавший из России и впоследствии отравленный полонием сотрудник ФСБ Александр Литвиненко, а также эмигрировавший в Лондон олигарх Борис Березовский (они участвовали в создании книги и фильма «ФСБ взрывает Россию»; книга признана в России экстремистской и запрещена). Трепашкин получил известность после легендарной пресс-конференции в 1998 году, на которой он, Литвиненко и еще несколько действовавших сотрудников ФСБ (некоторые в масках) заявили, что им якобы отдан приказ ликвидировать Березовского. Кроме того, Трепашкин работал помощником Березовского, когда тот был депутатом Госдумы.

В 2002 году, после очередного «разоблачительного» интервью к Трепашкину пришли с обыском — и нашли служебные документы за период с 1984-го по 1997-й. Разглашением сведений, составляющих гостайну, следствие посчитало передачу Трепашкиным своему бывшему коллеге — полковнику ФСБ Виктору Шебалину — сводок прослушивания телефонных переговоров членов гольяновской преступной группировки. Трепашкина осудили на четыре года за разглашение гостайны и хранение боеприпасов, которые, по его собственным словам, ему подбросили.

«В СССР четко было прописано, что представляют собой гостайна и госизмена — это деяния, которые причинили или могли причинить ущерб безопасности государства. При этом ущерб должен быть реальным, — рассуждает Трепашкин. — И были критерии, по которому оценивался этот ущерб. Пришли новые сотрудники, которые разбиралась в этих критериях чуть-чуть больше, чем свинья в апельсинах. Они взяли список возможных сведений, разглашение которых может причинить ущерб, и начали судить чисто механически. Те же ученые всегда были надежным контингентом — они не выступали против неправильных решений властей в сфере политики и экономики. Но они часто ищут материалы для своей работы в зарубежных источниках, консультируются с иностранными коллегами. И органы безопасности начали цепляться к этому именно с конца 1990-х».

Григорий Пасько добавляет, что в первой половине 1990-х, когда в России реформировались почти все государственные институты, одним из самых «примитивных и неконкретных» законов стал закон «О ФСБ» 1995 года. «Я [после освобождения] работал помощником [депутата Госдумы] Сергея Юшенкова, и моя задача состояла в том, чтобы подготовить сначала поправки к статье 275 УК РФ, а потом — проект закона о люстрации. Позже [в 2003-м] убили Юшенкова. Риторический вопрос: кто в последние десять лет хотя бы инициировал идею закона о люстрации?» 

Пасько говорит, что понятия враждебности и ущерба, на которых должно строиться обвинение по 275-й статье, оказались вообще нераскрытыми в десятке громких процессов тех лет — над экологом Александром Никитиным, ученым Оскаром Кайбышевым, востоковедом Валентином Моисеевым, физиком Валентином Даниловым, сотрудником института США и Канады РАН Игорем Сутягиным и многими другими.

Их все равно осудили, большинство — на длительные сроки. Тем не менее, необходимость доказательства ущерба и враждебности стала настоящим препятствием для ФСБ. «Даже эксперты ФСБ из управления собственной безопасности говорили, что ущерба в моих действиях нет и быть не могло», — вспоминает Трепашкин. 

Гарантии повышения 

В 2012 году ФСБ одержала большую аппаратную победу: с внесением поправок в 275-ю статью доказывать враждебность и ущерб больше не было необходимости. «Изменой» стали считаться консультации, финансовая и материально-техническая помощь зарубежным организациям, «если их деятельность направлена против безопасности страны».

«Норма стала резиновой, она позволяет трактовать как госизмену все, что угодно», — говорит адвокат, бывший следователь СК РФ Андрей Гривцов. «Более неопределенной и размытой формулировки не найти, — отмечает адвокат Иван Павлов. — Под госизменой понимается просто помощь иностранному государству». 

Иван Павлов с конца 1990-х годов специализируется на защите права на доступ к официальной информации и защите граждан от обвинений в разглашении государственной тайны. Именно Павлов совместно с группой журналистов и правозащитников оспаривал весной 2015 года в Верховном суде указ президента о засекречивании сведений Минобороны о потерях в мирное время. Суд оставил указ в силе, и теперь любой, кто попробует доказать участие российских военных в конфликте на востоке Украины, опираясь на данные о потерях, будет преследоваться за государственную измену. 

Нынешний поиск шпионов, по словам Павлова, связан исключительно с украинскими событиями. «Я, как и многие мои коллеги, уверен, что дело в милитаристской риторике властей. Есть внешние враги, и по логике спецслужб в такое сложное время должны быть еще и внутренние. 275-я статья как раз заточена под них», — считает адвокат.

Резкий скачок привлечения к ответственности по 275-й статье начался с марта 2014 года, после начала вооруженного конфликта на Украине. Всего, по состоянию на декабрь 2015-го, по обвинению в госизмене арестованы больше 20 человек. Согласно статистике судебного департамента Верховного суда, с 2014-го в три раза увеличилось число приговоров по 275-й статье — по сравнению с любым предыдущим годом.

Кроме того, следствие в «шпионских» делах проявляет особое рвение — это почти всегда гарантия повышения в должностях и званиях. «Я это лично наблюдаю по делам, которые веду — следователи и оперативные сотрудники просто карьерно взлетают», — отмечает Павлов.

Бывший следователь Андрей Гривцов говорит, что еще одной причиной увеличения количества дел по 275-й статье стало то, что их не могут рассматривать суды присяжных. Присяжные получили такое право в 2003-м — и первая волна дел сразу же спала. Однако спустя пять лет ФСБ провела через Госдуму закон, по которому суд присяжных не может рассматривать дела о госизмене и шпионаже.

«Суды присяжных работали своего рода фильтром, — поясняет Гривцов. — Следователи всегда относились к ним с большей ответственностью, тщательнее собирали доказательства. При наличии сомнений в исходе дела соглашались переквалифицировать действия подсудимых на менее тяжкие статьи. Сейчас же следователи не боятся квалификации действий обвиняемого по 275-й статье, поскольку уверены — профессиональный судья, в отличие от присяжных, всегда будет на стороне обвинения».

По словам Ивана Павлова, вести такие дела всегда было сложно. В 1990-е, когда он только начинал свою практику, все обстояло несколько иначе: «В конце 1990-х судебные заседания по госизмене лишь частично проходили в закрытом режиме. Сейчас судебные процессы полностью закрыты, и все материалы, на основе которых обвиняют подзащитного, засекречены. Мне не дают знакомиться даже с нормативными актами, в нарушении которых обвиняется подзащитный».

Адвокат говорит, что всякий раз дает подписку о неразглашении данных предварительного следствия. Причем речь идет не о документах, содержащих государственную тайну, а вообще о любых документах. Вплоть до того, что часто ему нельзя называть имени своего подзащитного.

Сокращения количества дел по 275-й статье адвокаты не ждут. «Мы рассорились не только с дальними, но и с ближними соседями, — говорит Трепашкин. — Опять заворачиваемся в кокон, хотим изолироваться от внешнего мира и создать видимость того, что кругом враги. Идеальная атмосфера для поиска шпионов». «Посмотрите, как реагируют наши региональные элиты на несистемную оппозицию в России, называя конкретных людей „предателями“ и „пятой колонной“. Когда есть такой социальный спрос, то обязательно в правоохранительных органах найдутся те, кто будет этот спрос удовлетворять», — заключает Павлов.